рябчиков. Забрели в тайгу, осмотрелись вокруг - рябчиков нет, и спешно приступили к спирту под свежие грибочки, припущенные на легком огне. Реша нашел квадратный метр с рекордным количеством грибов - на нем росло 22 гриба подосиновика!
Скоро из выпавшего в осадок Усова устроили бруствер и вместо рябчиков стали поливать дробью по фуражкам и кепкам. Среди ночи полностью оттянувшиеся бойцы под бас Мукина 'Вот кто-то с горочки спустился' сползли к реке.
- А у бичей, смотрите, как будто свадьба какая-то, - сказал Рудик, обозревая из-под руки родной берег. - Все окна светятся. Что это им не спится, нашим соседям-то?
И действительно, длинное, как коровник, обиталище поселенцев все было в огнях. Они отражались в воде по всей ширине реки и немножко сбивали с толку. Потому что бичи до нынешнего дня не зажигали света. Не экономили, конечно, а просто не пользовались.
Туда через Вымь горе-охотники плыли аккуратно, по очереди, небольшими партиями, поскольку утлая лодчонка выдерживала только троих. А обратно, понукаемые алкоголем, поплыли смелее и сразу все вместе. На дно лодочки в качестве балласта бросили Татьяну и Мата, а остальные уселись сверху. Кое-как доплыли, хотя пару раз лодка черпала воду бортами.
От пристани до берега Реша по узким бонам, невзирая на состояние, прошел как по ниточке и рухнул на берег. Если бы он рухнул чуть раньше и в воду, его бы уже больше не нашли.
Именно вот такого полного расслабления, уверял Мат, требовала ситуация, иначе этой деревянной войны с бревнами было бы просто не выдержать.
Вернувшись в барак, гульнувшие 'дикари' заметили, что там произведен полнейший шмон. Все деньги и вещи, которые как-то можно было употребить, исчезли. Случайно уцелели лишь подвешенные к форточке электронные часы Артамонова.
Рудик с Мукиным и чуть оклемавшимся Решей взяли ружье и направились в барак к поселенцам. Там вовсю отмечалось удачно провернутое дело - шла резня в карты на небывалые ставки. Рудик навел на бывших зэков ружье и велел им построиться в шеренгу.
- А ты что здесь делаешь, Аля-потя? - узнал Реша своего провожатого.
- Да вот, хлопцы пригласили... отметить...
- Они нас обшмонали эти твои хлопцы! - пожаловался Реша попутчику. Полный марафет навели!
- Не может быть! - Аля-потя развернулся в сторону главного угощавшего и выкрикнул вопрос: - Слышь, ты, вигоневый, вся эта разомлева на их мармулетки, что ли?! - мотнул он головой в сторону студентов. - Надо все вернуть! Нехорошо это! А то перешерстю всех до одного!
Главный угощавший не вязал лыка. Никакого ответа не последовало, но и без того было ясно, что поезд ушел и что даже при взаимном желании вернуть ничего конструктивного не получится.
Поутру угощавшего нашли немножко притопленным в отхожем месте. Он просидел в испражнениях двое суток. На третьи его вынули и в чем был бросили на кровать.
Уезжая в Шошки, Аля-потя сказал, что такие номера, как взять на испуг с помощью ствола, здесь не проходят. Если навел ружье - стреляй. Если не стреляешь, ружье заберут и грохнут тебя. Студенческую оплошность, по его словам, смазало то, что в компании оказался он, Аля-потя. В противном случае трагедии было бы не избежать. Что студенты пустые и ленивые, как вареники, было, мол, вычислено тут же. Еще немного, и ружье было бы выхвачено и использовано по назначению. Но, в принципе, лохам или, как там по-вашему, олухам всегда везет.
- Ружье было без патронов, - сказал Мукин.
- Тем более, - сказал Аля-потя. - А вообще парни они все незлобивые и нежадные.
И поведал байку, как многие освободившиеся, получив деньги, садятся в поезд Воркута - Москва и угощают всех подряд пассажиров выпивкой. Гульба и гудеж идут не останавливаясь, насколько хватает шуршащих. Когда дензнаки выходят, остается только грамотно подлезть под статью, чтобы снова попасть сюда, домой.
- Не могут они уже на свободе, - сказал в заключение Аля-потя. - Не хотят. Сливают все запасы исключительно в карты и на водку. Некоторым удавалось продержаться двое суток. Есть даже рекорд - один гражданин-товарищ за Волгу умудрился заехать. Но до Москвы пока не продержался никто. Есть у меня такая мыслишка - дотянуться до столицы. Вот накоплю мармулеток - и попробую.
Через несколько дней за Татьяной в качестве провожатого попытался увязаться ссыльный из компании поселенцев. Получив от девушки отпор, ссыльный произнес забавный текст.
- На меня-то коситься не надо, - сказал он. - Это ваш дружан Аля-потя ограбление сам и организовал. Неужели вы не поняли? Я не к тому, что он петух какой-нибудь, а просто, чтоб все знали. Но в любом случае вот так легко вы отсюда не уедете. Вас попишут, как баранов, и поджарят прямо в бараке, или еще что- нибудь придумают. По-моему, даже день уже какой-то намечен. Типа послезавтра ночью. Потому что скука здесь страшная.
Татьяна поведала об этом заявлении отряду. В 'дикарей' вселилась тревога.
- Вот сволочи! - сказал Фельдман. - Одно слово - бичи. Никакой совести! Мы им и деньги, и одеколон весь поотдавали, а они вон что!
- Надо следующую ночь заночевать в тайге, - предложил Клинцов. - Пускай пустой барак жгут.
- Лучше вытесать колы и встретить как положено - в штыки! - сказал Мукин. - Нас больше. Неужели не справимся?
- А если и впрямь подожгут барак, куда будешь прыгать? - сказал Клинцов.
- В окна. Откроем заранее те, что в тайгу. И отойдем на подготовленные позиции.
- Да мы их... как этих... - агрессивно задвигался Мат.
Меж тем следующей ночью спать легли на изготовку. Матрацы оттащили подальше от окон и выставили караул.
- А может, их упредить? Пойти сейчас и всех замочить прямо в логове, предложил Фельдман. - Зачем ждать?
- А ты готов? - спросил его Мукин.
- Я - как все.
- Сегодня как раз Варфоломеевская ночь, насколько я помню, - стал наводить страх Мукин.
- Все сходится, - приуныл Нинкин. - Нас порубят, как младенцев.
- Как бы действительно чего не вышло, - подсел к нему на корточки Пунктус.
- Варфоломеевская ночь не двадцать четвертого августа, а в ночь на двадцать четвертое, - поправил парахроника Мукина Артамонов, - то есть она была вчера.
ho''>- Тогда, слава богу, есть надежда, - сказал Рудик.
- Да путаете вы все, - сказал Усов. - Варфоломей чудил в ночь с двадцать третьего августа на пятое сентября.
- Заткнись ты, шутник! - опустил его Реша.
Несмотря на снисходительность судьбы, внимания не притупляли и бдили как надо.
Но 'дикарей' никто не тронул ни в эту ночь, ни в следующую. Непоправимое чуть не произошло на третью.
У Мата после тройной дозы некипяченого чая заработал без передыху внутренний биологический будильник. Он у Мата был настроен одновременно и на мочевой пузырь, и на желудок. Обычно в таких случаях Мат тайно пробирался на кухню, расположенную во дворе, и добивал все, что как-то можно было применить в качестве пищи. Среди этой показательной ночи Мату тоже приспичило перекусить. Никто из караульных не засек, как он выходил, а вот когда, пыхтя, возвращался обратно, заметили все. 'Дикари' проснулись и схватились за колы. Мат открыл дверь и, боясь на кого-либо наступить в темноте, стал осторожно пробираться к своей лежанке. Два десятка глаз следили за ним в темноте, за каждым его движением. Все держали наизготове деревянное оружие и думали: 'Как только этот бич набросится на кого-нибудь, я его тут же замочу!'
К счастью, Мат своим любимым и известным движением почесал зад. В темноте на фоне окон его узнали только по этому накатанному движению. Вздох облегчения раздался из углов.
- Ну и повезло тебе! - сказал Реша. - Один шаг в сторону - и я вбил бы тебя в пол до пупка! Замочил бы вдрись!
- Я, так сказать... в некотором роде... - завел свой типичный каскад Мат и через несколько секунд опять
