Мономах, вокруг признанной всеми матери городов русских. Я нынче здесь княжу, я остальным государь! В том числе и Ростиславу Володимировичу. Пусть забывает старые обиды, когда у порога его дома беда поселилась. Не посмеет он меня теперь ослушаться и воев даст. А уж мне и думать, как разгромить татар поганых. Значит, так тому и быть! Пиши'.
И под скрип гусиного пера по пергаменту, под несмелый, но явно одобрительный ропот собравшихся в гриднице бояр и прочего люда Данила Романович сделался 'государем'. Надо сказать, это сработало! Хотя Ростислав Володимирович до сих пор гневался на Данилу, что тот, будучи ещё в Галиче, захватил в плен его сыновей, но обещал по первому требованию выставить десять тысяч человек пехоты и две тысячи всадников. Вслед за ним князья Туровский и Дубровицкий согласились отрядить столько воинов, сколько смогут собрать.
'А у Давида голова работает', - решил после этого Михайло.
Карсидар заметил, что сотник с удвоенным рвением принялся одёргивать сыновей, которые изо всех сил старались выставить 'поганца-колдуна' в невыгодном свете, особенно перед своей сестрой. И хоть Милка не думала поддаваться влиянию братьев, всё же теперь было легче, потому что отец встал на её сторону. То есть, на их сторону...
Ристо фыркнул, словно насмехаясь, и Карсидар поспешно отогнал мысли о девушке. Сейчас о другом надо думать. Отчасти Микула прав, в северных землях что-то неспокойно. Тут смотри в оба! Ведь на самом деле не боярин в их посольстве главный и не Михайло, а он, Карсидар. И раз уж подал в тот памятный зимний вечер идею единовластия, то и сам должен следовать принципу: главному все подчиняются - но главный за всех и в ответе! Почётно, выгодно - но и сложно, хлопотно. А подумать о Милке можно и на досуге.
- Михайло, далеко ещё до Боголюбова?
- С версту осталось. А что, жарко?
Жарко, это уж точно. Припекает солнышко. А сидел бы Ярослав Всеволодович в стольном граде своём Владимире, давно бы уже передохнули. Так нет же, понесла его нелёгкая в загородный замок! Хотя почему 'нелёгкая'? Там в жару как раз приятно отвлечься от забот-хлопот.
- И что за странное название у этого замка? - лениво произнёс Карсидар, лишь бы о чём-то заговорить, поскольку ехать молча при такой жаре было невыносимо.
- Его заложил Андрей Юрьевич, прозванный Боголюбским, дядя Ярослава Всеволодовича, - объяснил Михайло и как-то нехорошо ухмыльнулся.
- Я смотрю, у вас, русичей, Бог в великом почёте, - продолжал Карсидар понизив голос, чтобы другие не слышали их разговора и не обиделись на фразу 'у вас, русичей', которая в устах православного христианина Давида, одного из приближённых государя Данилы Романовича, звучала, по меньшей мере, странно.
- Ага, в почёте. Особливо покойник Андрей Юрьевич его почитал. - Михайло вновь ухмыльнулся. - Вестимо, недаром он икону Богородицы из Вышгорода умыкнул. - И в сердцах добавил: - Тать церковный!..
- Откуда? - удивился Карсидар.
- Из Вышгорода, из Вышгорода. Из церквы Бориса и Глеба, в которую известный нам обоим колдун молнией кинул. - Михайло бросил на собеседника беглый взгляд. - Когда Андрей в Суздаль направился, чтобы на княжение сесть, то иконку как раз и уволок в числе прочего скарба.
- И что, она в Суздале погибла? Когда татары город спалили.
- Нет, Богородица теперь во Владимире, потому уцелела.
- Так задержались бы в городе, посмотрели, - Карсидар думал, что русичам охота поглядеть на свою святыню.
- А, чего зря расстраиваться! - отмахнулся сотник. - Её теперь всё одно не вернуть. Настаивать на этом - значит, злить Ярослава Всеволодовича. А Андрея Юрьевича и без того Бог покарал.
- Как? - спросил Карсидар, которому любопытно было узнать, чем же Господь Иисус наказал вора.
- Погиб он лихой смертью. Знать, дюже кротким и мягкосердечным был сынок Юрия Мономаховича, что собственные бояре на него руку подняли... А вон и замок уже виден.
Кусты кончились. Взгляду открылось живописное место впадения Нерли в Клязьму, где возвышался одинокий замок, обнесённый стеной из замшелого тёмно-серого камня. Некоторое время назад вокруг него располагались домики, однако сейчас от них лишь кое-где остались почерневшие трубы да обгорелые брёвна. Это портило идиллию пейзажа и напоминало о недавнем нашествии дикарей.
- Только смотри, Давид, не упоминай при князе про Андрея Юрьевича. Тот брата своего, Всеволода Большое Гнездо, с матерью в Константинополь выгонял. Услышит Ярослав Всеволодович дядино имя - осерчает. Нехорошо может получиться.
- И не подумаю, - заверил сотника Карсидар и, немного помолчав, спросил: Кстати, тебе не кажется странным, что замок так хорошо сохранился после нашествия татар?
- Просто его скоро восстановили, - сказал Михайло и, пришпорив коня, вырвался вперёд.
Когда остальные достигли ворот замка, сотник уже успел объяснить стражникам, кто они такие и с какой целью разыскивают князя. Послали доложить Ярославу Всеволодовичу. Он распорядился пропустить за ворота троих: самого Михайла, боярина Микулу и Карсидара. Остальные спешились и расположились неподалёку от крепостной стены.
Их вели по извилистым сумрачным коридорам и затенённым комнатам. Несмотря на то, что в воздухе ощущался лёгкий запах пыли и плесени, прохлада этого места для утомлённых летним зноем путников была весьма приятна.
- Нас сперва обедом покормят или приём будет? - поинтересовался Микула у провожатого и с некоторым разочарованием услышал в ответ, что князь с ближайшими советниками ожидает их в гриднице, а обеденное время уже прошло.
- Это если бы мы во Владимир не заезжали, как раз на обед поспели бы, - с грустью заключил он.
Карсидар же думал иначе. Насколько он разбирался в местных обычаях, нежелание кормить гостей могло означать не только крайнее нетерпение хозяина замка, но и более чем прохладное отношение к прибывшим.
Внушительных размеров гридница с расписными стенами и потолком была обставлена богато и со вкусом, что не очень вязалось с картиной общего упадка княжества, пережившего вражеское нашествие. Ярослав Всеволодович восседал на троне, за его спиной стояли несколько бояр и военных. Когда посланники Данилы Романовича подошли поближе, Карсидару бросился в глаза головной убор князя. Во всём остальном его наряд был довольно традиционным, а вот венец...
- Чёрт его побери! - тихонько прошептал Михайло, и Карсидар почувствовал, что сотника тоже заинтересовал головной убор. Вышагивавший впереди Микула также был раздражён, хоть и старался скрыть это. Впрочем, без особого успеха...
'Что такое? В чём дело?' - послал Карсидар мысль Михайлу.
- Да ведь это... - зашептал сотник, слегка повернувшись к Карсидару.
'Тихо! Нас же услышат. Делай, как я тебя учил'.
Михайло мигом замолчал и сосредоточился, чтобы установить обратный контакт. Карсидар начал обучать сотника мысленному общению ещё во время первого посольства в Пинск, здраво решив, что такое общение всегда может пригодиться.
Спустя пару секунд он услышал:
'На нём шапка Мономаха!'
'Что это такое?'
'Святыня, которую Андрей Юрьевич уволок вместе с вышгородской иконой Богородицы. Эту шапку византийский император Константин Мономах послал своему внуку, нашему киевскому князю Володимиру Мономаху'.
'Так это княжья шапка основателя династии?'
'Точно. И попала она в северные земли не совсем праведным путём'.
Карсидар внимательнее пригляделся к шапке. Она представляла собой сплетенный из тончайших золотых проволочек ажурный остроконечный 'домик', отороченный по низу чёрной собольей опушкой. Переплетение проволочек было щедро усеяно самоцветами, а венчал шапку небольшой крестик из алмазов.
