что готовится сабантуй и суетился, предлагая свою помощь.
- Ну, чего, ребятки, разбогатели? Молодцы! Сейчас чего-нибудь сообразим. Давайте картошечки, еще чего-нибудь.
Через полчаса 'чего-нибудь' резали, 'картошечка' начала глухо шкворчать на сковородке, густо приправленная жирной свининой. Филипп колдовал над ней, приговаривая себе под нос заклинания или просто повторяя 'рецепты домашней кухни'. Мы сидели вокруг и за этим внимательно следили, сглатывая потоки слюны. У всех она давно наполнила желудок до предела и с каждой минутой становилось все больше невмоготу. У меня срабатывал рефлекс на жаркое, у всей компании на предполагаемую бутылку. Филиппа эта тема, как оказалось, тоже занимала. Оторвавшись от камлания вокруг сковородки он, наконец, задал долгожданный вопрос.
- Ну как, господа хорошие, нужно что-то сообразить по такому случаю?
Его вопрос заранее не предусматривал возражений. В ответ Юра и Леня дружно загудели, а я поддерживающее кивнул головой. Филипп, как человек не слов, а действий, достал из кармана хрустящую немецкой свежестью зеленую двадцатку и протянул Юре.
- На, сходи к югам, возьми пачку сигарет, ну и чего-нибудь там.
Юра в таком деле оказался расторопным и быстро вернулся с сигаретами и коньяком.
- Сорок четыре оборота! - оценивающее посмотрели на бутыль с плескавшейся в ней омерзительно- коричневой жидкостью. Я предложил позвать Бориса, чтобы хоть таким образом подпортить настроение Юре.
- Да, ребятки, он из вашей компании, - Филипп поддержал инициативу.
- Ну его! Он - дурной! - Юра скривил губы. - Зачем он вам нужен?
- Тебе жалко? Боишься, что тебе не достанется? Твою порцию съедят?
- Боюсь! - петушился он, и был вполне искренен: вправду боялся.
- Так тебе и так никто не даст.
Я пошел за Борисом, не обращая внимания на недовольные выступления Юры. Он обиделся, что его мнение не приняли. Ну и пускай его!
Борис лежал у себя на кровати и учил немецкий или делал вид, что учит.
- Пойдем! - позвал я его.
Тот быстро откинул книжку и спустился с кровати.
- А к-куда? - спросил он, продолжая оставаться в состоянии готовности, но несколько удивленно.
- Мы там решили чего-то отпраздновать, - нетерпеливо потянул я его к выходу.
- Чего отпраздновать? - (Чтоб его забрало! Педант проклятый! Все надо знать!)
- Пока не знаю, но Филипп ставит. Наверное, он и решает, чего!
- Да я не хочу, - произнес он без большого энтузиазма, скорее ради куража, но все равно стал двигаться вперед.
- Пойдем, пойдем! Потом не будешь хотеть, когда пойло закончится.
У нас компания уже крутилась вокруг стола с бутылкой, почти танцуя гопака от явного нетерпения.
- Ну, что, ребятки, - это слово присутствует у Филиппа постоянно. Давайте по одной. Нельзя ж так душу мучать. За что страдаем?
- Так картошка еще не готова! - удивленно вытаращился я на него. Вот дают! Без закуса. Лишь бы нажраться!
- Ну, мы как раз и согреемся - убедительно продолжал он тянуть в свою сторону.
- Нет, извини, без закуски я не могу, - я и вправду не могу. Пьем-то для кайфа, а не чтобы блевать потом!
- Давай, давай, потом закусишь! - Ленины глаза горели, как огромные кошачие изумруды при виде валерьянки.
- Ты что - не русский? - 'генерал' раздражался совершенно серьезно и очень злобно. Одно это обстоятельство улучшало мое настроение. - Русские после первой не закусывают.
- Ну, во-первых, немцы уже пару дней как лишили меня этого звания. Во-вторых, русские не закусывают по привычке, у меня такой привычки нет.
Юра клацнул зубами от моей твердости. Но портить настроение не хотелось. Пришлось, вздохнув, вытащить колбасу и разрезать ее тоже. Разлили виньяк по чашкам.
- За что пьем? - Борис единственный вспомнил правила приличия.
Компания напряглась, как бегуны перед стартом и молчаливо посмотрела на меня. Проклятье! Терпеть не могу говорить тосты. Не умею... Они смотрели на меня своими добродушными глазами, а я стал терятся, как ребенок.
- За нас с вами, за хрен с ними! - я высказал свой традиционный тост. Меня дружно поддержали, опрокинув в себя содержимое чашек.
Жидкость в сорок четыре оборота была дрянью. Пфу-у-у! Порядочной, надо отметить, дрянью! Я пробовал и более поганые штуки, но до сих пор никто меня не убедил, что в нормальных условиях их возможно употреблять.
Скривив лицо и стараясь не вдохнуть воздух, положил в рот пару кусков колбасы - вдруг поможет. Уф! Не очень помогло. Другие участники попойки или званого ужина - каждый называл, как нравится, принялись довольными голосами расхваливать дрянь: 'Коньяк, хоть и дерьмо, но пить можно!' Я с ними не согласен ни в том, что это - коньяк, ни в том, что его можно пить.
Несмотря на заявления, что русские после первой не закусывают, все дружно расхватали мою колбасу. Я бросился отбирать тарелку, но было уже поздно.
На сковородке шла тяжелая битва, прерываемая трескам и шумом. Оттуда разносился чумящий запах съестного. Однако, само это съестное готовилось слишко медленно. Голоса у нас повеселели и все заметно расслабились.
- Вот, ребятки, что значит выпивка! - Филипп принял позу философа. Он был нашим штатным Сократом. - Она разбивает барьеры между людьми. Человек, когда он выпил, всегда поймет другого. И сам он сможет раскрыть душу так, как никакой трезвый не сумеет.
- Да, но его поймет только выпивший. Трезвый пьяному - не товарищ, опытным голосом вклинился Юра и поводил головой в подтверждение своих слов. Я уже отмечал, что этот был нашим штатным трепачом и клоуном по-совместительству. - Я дома, как с армии пришел, каждый день пил. Бабки были, - его нос почти задел потолок, но все же не обрушил.
- Я тоже, - поддержал Леня - еще один новоявленый 'крутой' нашей компании. - У нас в Эргли меня все знали. Так то там позовут, то здесь. Я, как с женой развелся, то часто пил.
Из всех оттенков его интонации страшно сквозило старческим опытом в юношеском изложении.
- Ты уже и жениться успел! - недоверчиво усмехнулся Филипп. - Когда же ты умудрился? Сколько тебе было?
- Восемнадцать, но через год развелся, послал ее на хрен, - скорее жалобно, чем браво пояснил он.
- Я тоже с первой развелся, - Филипп вздохнул, выпустив из лекгих почти весь воздух, но так и не выдавив тоску. - Давайте, ребятки еще по одной!
- Филипп, подожди, картошка еще не готова! - мой отчаяный крик прозвучал, будто посреди пустыни, и тут же все ихнее лобби принялось буквально преследовать меня.
- Нет, нет! - голоса твердо чеканили, став на его сторону. По-русски после второй не закусывают!
Я вздохнул и пошел резать колбасу.
- Конечно! Пьете-то вы по-русски, а колбасой МОЕЙ закусываете, бурчал я себе под нос и, по-моему, совершенно справедливо.
Разлили опять. Филипп, взяв стакан, внимательно на него посмотрел, может чего там выискивая, ничего не нашел и решил сказать тост.
- Я хочу рассказать вам одну притчу, - завелся он, мы медленно притухли.
'В одном далеком царстве родился человек с болтом вместо пупка. Рос этот человек, рос, но не давало ему покоя это обстоятельство, мешал ему болт. И однажды плюнул он, собрался и отправился на поиски того, что ему поможет. Долго ходил по разным землям, встречался с разными людьми, но никто не мог ему
