— Неплохо, — улыбаясь, отреагировал Турецкий. — Правда, я слышал, по-моему, более точный вариант: «Ошиблась кума, не тому дала». А что, такое гораздо чаще случается в жизни, верно?
Валя фыркнула, словно подавилась глотком кофе, и осторожно, исподлобья, взглянула ему в глаза. Но Турецкий изо всех сил пытался сохранить серьезное выражение лица — ни тени улыбки.
— А ты тоже страшный хулиган, — изрекла наконец. — Ох, парочка, баран да ярочка… Да, Саша, к сожалению, ты больше прав. Именно, не тому. С самого начала. — Она сказала с такой убежденностью и тихой грустью, будто они прощались. — А может, Саша, надо было поступить наоборот? Ну, когда впервые тебя увидела? Женат, ну так что? Зачем же с кем-то и с чем-то считаться? Плевать на все и на всех, кроме своих чувств и желаний! Делать то, что твоей душе потребно и не ждать милостей от природы…
— Подолгу так не выходит, — он развел руками. — Вот ты мне можешь не верить, но я никак не отделаюсь от стыда перед тобой за вчерашние ухаживания… Да у нас с Катей ничего и не могло быть серьезного: красивая женщина, обычный застольный флирт…
И подумал: «Вот покаялся и стало вроде полегче… Только стало ли?»
— Ой, господи, о чем ты! — она принужденно засмеялась. — Не переживай… Это, вероятно, Катя уже успела тебе чего-то наговорить?.. Можешь не отвечать, больше ведь и некому… А за нее я буду только рада, если у вас что-нибудь случится. А то она уже целую систему взаимоотношений с мужчинами для себя выстроила, да такую, в которой для обычной любви и места нет, не говоря уже о сильной страсти там, чтоб ни о чем не думать, и голова — кругом! Раз, говорит, не с кем, значит, и искать незачем. Пошли они все!.. Это даже хорошо, что ты ее… ну, переубедил. Нет, правда, хорошо. И что у сестренки глаза, наконец, засветились, это просто радость… Да и не ревнивая я вовсе.
«Так это или не так, но ведь с Катей-то свела меня, по сути, она сама. И тактично ушла в сторону, сославшись на головную боль. А что у нее в душе в тот момент творилось, только ей одной известно… Не ревнивая, ишь ты! Не тому дала…»
— А у меня и повода для ревности за все десять лет с Герой не было, — продолжала Валя, словно уходя в себя. — Иной раз так скучно, будто в школе зубришь таблицу умножения. Ну, какая там может быть страсть, верно?
— Просто так ревновать, для забавы, наверное, бессмысленно, но… нет, не знаю. Мне известно только одно: сам я жутко ревнивый. И беспутный при этом. Вот и попробуй свести воедино такие несовместимые, казалось бы, понятия.
— Обычный, вполне нормальный мужской эгоизм, — Валя пожала плечами и впервые, может быть, за два дня открыто посмотрела Саше в глаза — прямо и пристально. Потом покачала отрицательно головой и закончила свою мысль: — Нет, Саша, ты мне так и не разонравился за прошедшие годы. И будь я на месте… Неважно теперь… Я бы тебе прощала буквально все. Уж если б ты меня полюбил, ты бы и сам твердо знал, что делать и как поступать. Сам, Саша… А в противном случае любые мои ревнивые потуги ровным счетом ничего бы не стоили… И все-то я про тебя знала, но любила. Гера об этом, конечно, догадывался, но я никогда б не призналась ему, а он и не спрашивал: гордый. Я уважаю его искренние старания. Вот такая, наверное, дуреха. Увы, меняться поздно. И давай больше не возвращаться к этой теме. Тебе, говоришь, передо мной неудобно, но это — пустяки, поверь мне, да и нет у меня к тебе никаких претензий. А мне сейчас, Сашенька, дорогой, куда, как трудней. Если что, не дай бог, случится, — никаких перспектив. Гера не хотел, чтоб я всерьез работала, школьная учительница на полставки, чтобы за ним ухаживать… Чтобы порядок в доме был. Неукоснительный. Правильный… Все, ставим точку. До лучших времен. Если они еще будут…
Как-то не складывался деловой разговор. Только начинали, как то он, то она невольно переходили на личное. Конечно, обещать проявлять постоянную заботу и защищать при необходимости гораздо проще, чем оказывать помощь на самом деле. А насколько это трудно — сохранить хотя бы видимость своего инкогнито и при этом стать стеной на пути тех, кто полезет к Вале, узнав, что она прилетела, — уж это Турецкому было хорошо известно. Они обязательно полезут, слишком громким оказалось покушение. Значит, постараются как-то договориться. Нейтральными не останутся, это исключается заранее.
Разговаривая накануне с Меркуловым, Александр Борисович внимательно пересмотрел все материалы по тем преступлениям, которые были совершены в Краснополе за последнее время. Ему необходимо было определить почерк преступников. Как там ни меняй тактику уничтожения своих оппонентов, ход мыслей киллера остается прежним, стандартным. А чтоб тебя не узнали по почерку, надо быть, как минимум, самим Солоником, применявшим нестандартные приемы. И то его вычислили. Сам же Саша в первый раз и ловил его.
Вот и здесь, полагал Турецкий, особых трудностей в смысле определения почерка не представится. Просто надо быть очень внимательным.
Попутно он разузнал о ситуации в области, где давно подозревают в организации преступлений самого начальника УБОПа, правда, бывшего, но никак не могут отыскать улик, учитывая которые местный прокурор дал бы согласие на его задержание и проведение следственных мероприятий. Такой вот, понимаешь, камень преткновения, иного и не скажешь. Тут-то как раз и есть самый главный вопрос.
Герман Ванюшин, знал Турецкий, — достаточно опытный следователь, не одно серьезное дело размотал за десяток прошедших лет. И если взялся всерьез, и в данном случае, — а иначе, между прочим, на него бы и не покушались, — то, следовательно, он имел уже в своем «загашнике» вполне достаточно компрометирующего материала, на котором, видимо, собирался строить обвинение.
Знакомясь с весьма скупыми докладными Геры Меркулову, который лично взял под свое кураторство дело об убийстве «пивного короля» Неделина, совершенного с поражающей воображение наглостью, Александр Борисович никак не мог отделаться от мысли, что в расследовании этого «громкого» дела в городе не заинтересован никто. Причем, решительно не заинтересован. А так бывает, когда партнеры или компаньоны желают избавиться от своего же коллеги по данному бизнесу. Вот потому все у них и шито- крыто. И лазеечки для следователя по своей охоте тебе никто не откроет, можно даже и не рассчитывать. Другое дело, понимал ли это Гера? Нет, наверняка не мог не понимать, — это же на поверхности. И какие же действия он успел совершить? За почти два месяца? Вот на этот вопрос у Турецкого ответа не было. Наверное, по той причине, что его не было и у самого Геры. Но ведь не мог же он, опытный человек, тыкаться, как щенок, наобум? Не мог, это точно. Так что же, значит, где-то что-то было им все-таки зафиксировано?
Оставался у Турецкого единственный вариант ответа: это означает, что где-то у Геры хранятся материалы, добытые им и представляющие серьезнейшую опасность для фигурантов. Недаром же он еще и у Молчановых поселился, а не в гостинице, где все на виду… Вот за это его и не стали «пугать», как это делается обычно поначалу, а отдали киллерам, которые выполнили свою работу халатно. Ранили тяжело, но не добили, хотя и пытались. А почему не добили, угадать не трудно: вполне возможно, что их мог кто-то спугнуть, бежали-то они в свою машину быстро. Это слышала Катя от свидетелей Борониных. Значит, и первые шаги придется предпринять именно в этом направлении: начать искать спрятанные материалы. Время, затраченное на поиск, должно окупиться новой информацией.
А следователь Нарышкин, который так насолил Кате, — это типичный представитель «заказной» прокуратуры. По принципу: «Чего изволите?» Оттого и наглел при допросе Кати. Но они, вероятно, очень заинтересованы в развитии именно этой версии — чьих-то личных интересов в отношении телеведущей. Причем заинтересованы, скорее всего, заранее зная, что их версия ложная и закончится мелким конфузом. Но что им конфуз по сравнению с тем обвинением, которое может быть выдвинуто Москвой, по сути, крупному областному милицейскому начальнику. Хоть он и в отставке. Кстати, интересно знать, по какой причине и как давно? А там, где начальник УБОП, там и остальные руководители и правоохранительных, и силовых ведомств, и наверняка еще и администрации губернатора. Вон, какая цепочка! Поэтому, естественно, инициатива Москвы должна была в обязательном случае оказаться сорванной. Что и требовалось доказать. Школьная теорема, в каком там теперь классе это проходят?..
Сидя почти в самом хвосте самолета, Турецкий шепотом разговаривал с Валей. От нее шел тонкий аромат духов, который постоянно сбивал его с мысли, а она это замечала и, похоже, тихо радовалась про себя. А что делать было, женщина — она всегда, в любых ситуациях, сама собой остается, принимай, как данность и не раздражайся, Александр Борисович. И он принимал, а что ему оставалось еще делать? Тем более, что аромат был очень приятным и возбуждающим всяческие посторонние фантазии. Но уж как с ними-то бороться, Турецкий знал.
