Агнес открыла дверь перед Фрэнси и хотела захлопнуть ее перед носом Томазины. Но Томазина оказалась проворнее и протиснулась в спальню Фрэнси, обитую красным бархатом.
– Она в вас не нуждается, – заявила Агнес, с ненавистью глядя на Томазину.
– Мне не надо было смеяться, – пробормотала Фрэнси. – Глупо раздражать Ричарда, он на меня рассердится.
– Фрэнси, он умер.
Она ничего не ответила, и Томазина не поняла, слышала она ее или нет.
– Лэтам больше не будет угрожать ни вам, ни мне.
– Умер… – тихо повторила Фрэнси.
– Да.
Агнес начала раздевать свою госпожу, но успела только снять шляпу, как Фрэнси оттолкнула ее. Она ухватилась за воротник.
– Умер?!
– Да, – повторила Томазина.
Фрэнси успокоилась и позволила Агнес раздеть себя. Томазина смотрела, как горничная укладывает свою хозяйку в постель.
– Подайте, – неожиданно приказала она Томазине, махнув рукой на буфет. – Стеклянный пузырек с мутной жидкостью.
Томазина исполнила приказание.
– Что это?
Агнес забрала у нее пузырек, встряхнула его, вытащила пробку и вылила немного жидкости на кусок полотна.
– Одно из снадобий Лавинии, – ответила Фрэнси, когда Агнес положила ткань ей на лоб, после чего вдруг хихикнула. – Унция фиалкового масла, пол-унции опиума, смешать с материнским молоком.
В гостиной, в которой обыкновенно ели избранные слуги, если у хозяев не было гостей, находились трое мужчин.
– Дело вполне ясное, – заявил Эдуард Парсиваль. – Коронер[8] не нужен.
Он стоял перед портретом королевы Елизаветы справа от камина, одергивая на животе дублет и не ожидая возражений от собеседников.
– Коронер должен доложить о происшедшем на заседании суда графства, – напомнил ему Ник. – По закону он должен осматривать тело любого человека, который умирает внезапно. Ведь нас же и оштрафуют, в случае чего.
Парсиваль фыркнул, но вынужден был признать правоту Ника, который отправил констебля в Манчестер. Коронер жил там милях в шести, но вряд ли он выехал в Кэтшолм на ночь глядя.
– Я имею право произвести предварительный осмотр трупа, – заявил Парсиваль. – И я уже это сделал. Никаких ран, никаких подозрительных пятен. Он умер естественной смертью. Можете хоронить его, когда пожелаете.
Ник Кэрриер совсем потерял голову. В ней смешалось так много разных мыслей, что он не знал, на какой остановиться. Смерть Лэтама многое меняла. По крайней мере, она избавляла Кэтшолм от злодея.
Избавляла ли? Несмотря на утверждение Парсиваля, в смерти Лэтама все было неясно. Его ненавидело столько людей, что сама собой возникала мысль об убийстве. Значит, среди обитателей Кэтшолма есть убийца? А почему бы им не быть самому Парсивалю, недаром он так старается уверить всех, что не случилось ничего противозаконного.
– Наверняка возникнут вопросы, – сказал Ник.
– Чепуха! Он просто не знал меры в еде. Это все видели. Вот Господь и покарал его за обжорство.
Наконец заговорил третий мужчина.
– Значит, это Господь прислал ему подарок в кабинет?
Майлс Лэтам, стащивший одну из бутылок из личного погреба брата, говорил уже с трудом. Поставив локоть на колено и подперев кулаком голову, он сидел на одной из скамеек, расставленных вдоль стен. В свободной руке он еле держал бутыль.
– Подарок? – подозрительно посмотрел на него Парсиваль, однако решил не обращать внимания на слова пьяного.
– Ну да, в его личный кабинет, – хлебнув еще, проговорил Майлс. – Это восковая фигурка с клоком черных волос в животе. Она была одета во что-то вроде плаща, вырезанного, по-моему, из любимого дублета Ричарда.
Ник скептически поднял бровь, а Парсиваль побледнел и перекрестился.
– На этой фигурке, – продолжал Майлс, отхлебнув еще вина, – было множество пятнышек. Когда брат ее увидел, он ужасно разозлился.
– А где она сейчас? – спросил Ник.
– Ее больше нет, – криво усмехнулся Майлс, – как и моего брата.