Теперь деревья росли реже, и Ник с Томазиной могли хорошо рассмотреть чуть ли не каждый дом на их пути и маленькие фермы с лужками, на которых кто-нибудь пасся, или с крошечным полем.
– Здесь хорошие коровы, – сказал Ник, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Сама видишь.
Томазина не ответила.
Тогда Ник, кашлянув, заговорил вновь:
– Здесь обычно выращивают овес, который можно добавлять в хлеб… из него еще делают солод; а вот пшеницы я тут не вижу.
Томазина набрала полную грудь воздуха:
– Где-то жгут торф.
– Здешнее преимущество. И еще у них общие луга. Без них никак нельзя, если ферма больше двадцати акров. Моя будет не меньше пятидесяти. А лучше всего сто.
Томазина была хорошей слушательницей, и Ник мало-помалу разговорился о своих планах.
– Теперь, когда Лэтам умер, мне не нужно торопиться бросать Кэтшолм, но все же не хочется всю жизнь работать в нем. У меня уже скоплено порядком денег, чтобы купить землю. Я хочу выращивать на ней хлеб и дать заработать на жизнь арендаторам.
Интересно, сколько пойдет за ним людей теперь, когда Лэтам умер?
Вспомнив о своей беде, Томазина вновь нахмурилась.
– Мы не можем сейчас не говорить об убийстве.
– Да, если собираемся найти убийцу до суда. Придется нам с тобой поработать над этим вместе и ничего не скрывать друг от друга.
– А ты мне разве веришь? Мы ведь ничего не добьемся, если ты будешь все время обвинять меня во лжи.
Ее недоверчивость не удивила его, ведь у нее не было повода думать о нем иначе.
– Ты можешь поклясться, что все, что говорила мне до сих пор, правда?
Томазина крепко сжала руки – так, что даже побелели костяшки пальцев. Несколько минут она просидела в раздумье с опущенной головой, а потом смело встретила его взгляд.
– Клянусь. Но кое о чем мы вообще пока не говорили.
Короткими фразами, не вдаваясь в лишние детали, она рассказала о смерти своей матери, не забыв и об обещании, данном ею Лавинии. Потом о письме, которое она нашла, – посланном Фрэнси Раундли. Не стала Томазина скрывать и то, как нашла рисунки в потайном ящике, благодаря которым твердо уверилась, что у нее есть сестра.
Преодолевая себя, Ник старался ей верить, ибо видел, что Томазина сама себе верит.
– Как Лавиния могла скрывать беременность?
– Свободное платье многое может скрыть, – криво улыбнулась Томазина. – Ричард Лэтам сказал мне, что ребенок погиб, когда она упала. Может быть, это был уже третий ребенок, а, Ник?
Вновь между ними зримо встали связь ее матери и его отца, да и его собственное, не совсем понятное даже ему, отношение к Томазине. Ник изо всех сил старался преодолеть эти препятствия с той самой минуты, как они покинули Манчестер. Но у Томазины были все основания спросить, верит ли ей Ник…
– Вряд ли она была на сносях. Прошло не больше шести недель с того дня, как она пыталась меня соблазнить. Уверяю тебя, Томазина, у меня был случай узнать, как выглядит женщина, которая должна родить, ведь в то время моя жена как раз носила ребенка:
Томазина покраснела, но не замолчала.
– Возможно, Ричард Лэтам все придумал, чтобы я прекратила поиски. Возможно, ему было известно о существовании моей сестры, и он не хотел, чтобы я узнала, кто она. Но почему? Какое это имело значение
Ник помолчал, взяв ее руку в свою, но Томазина тотчас сжала пальцы в кулачок. Между ними все еще была стена.
– Почему ты думаешь, что Лэтам знал что-то о твоей сестре?
– У него было письмо от моей матери. Я его заметила, когда мы разговаривали, а потом оно исчезло, хотя через час я вернулась, чтобы его разыскать.
Ник еще крепче сжал ее руку, потом отпустил, когда она стала рассказывать, как искала письмо.
– Ящик исчез. Если в нем что-то и было, то Вербурга это взяла.
– Тайный ход! – изумился Ник. – Я и понятия о нем не имел… Впрочем, я еще помню старого сэра Фрэнсиса и верю, что он был вполне способен соорудить нечто подобное. Ему враги мерещились за каждым кустом.
Томазина покраснела.
– Наверное, Ричард Лэтам приходил в мою комнату, когда я спала. Несколько раз я просыпалась с ощущением того, что я не одна. Думала, это мне кажется, но теперь…
– Он посмел коснуться тебя?
– Если бы посмел, можешь быть уверен, я бы завопила как резаная и ты бы услышал мой крик даже в деревне.
