– Бывают, Танечка, бывают! Ты просто не знаешь себе цену.
– Я не собираюсь продаваться, Веничка.
– Не в том смысле…
– Ни в каких смыслах!
Мамаев неожиданно опустился перед Жемчуговой на колени:
– Таня, умоляю… всего лишь рюмочку…
– Ты с ума сошел?!
– Давно и окончательно. Я люблю тебя. За единственный твой поцелуй готов отдать жизнь.
– Если Потехин узнает, что мы с тобой целовались, он не только тебе, но и мне обеспечит уход из жизни.
– Не так черт страшен, как его малюют. Не пойму, какую радость ты получаешь от Потехина, кроме вечных ожиданий? Неужели веришь в то, что он не изменяет тебе с японками?
– Верю.
– О, святая простота! Такие энергичные мужики, как Геннадий, дольше недели жить без женщины не могут.
– С чего эту чушь взял?
– Сам Потехин говорил.
– Не лги! Гена об интимных делах не треплется.
– Ты плохо знаешь мужчин.
– Зато хорошо знаю мужа.
– И ждешь, когда он начнет тебе рассказывать о своих амурных похождениях?
– Ради Бога, кончай молоть бред! Доверенность подписана, пора уходить.
Мамаев поднялся с колен. Присев на диван рядом с Жемчуговой, словно капризный ребенок обидчиво сказал:
– Пока не выпьем за твой день рождения, никуда я не уйду.
Словесная пикировка принимала затяжной характер. Чтобы поскорее избавиться от назойливого поклонника, который своей настойчивостью начинал вызывать раздражение, Татьяна Борисовна торопливо достала из серванта две хрустальные рюмки. Поставив их на журнальный столик возле дивана, строго проговорила:
– Наливай, Вениамин Федотович. Так и быть, выпью с тобой рюмочку, но после этого сразу же уходи. Поцелуев от меня ты никогда не дождешься.
– А мне их и не надо, – будто обрадовался Мамаев, свинчивая металлический колпачок с горлышка бутылки.
Ошибку свою Жемчугова осознала слишком поздно. Приятный по вкусу «божественный» коньяк оказался коварным соблазнителем. После первой рюмки незаметно наступила такая веселая легкость, что, когда Мамаев осторожно предложил для полного снятия дневного стресса выпить еще рюмочку, Татьяна Борисовна легкомысленно махнула рукой: наливай, мол. Завеселев, не отказалась она и от третьей. Этого стало достаточно для бесшабашной эйфории, когда исчезают все земные тревоги, а море кажется по колено. Изнервничавшаяся за день Жемчугова с непривычки к спиртному расслабилась, как доверчивая простушка, и поднаторевшему в любовных утехах Мамаеву овладеть ею в таком состоянии не стоило большого труда.
Внезапное появление в квартире Геннадия Потехина показалось Татьяне Борисовне «страшнее атомной бомбы». На какое-то время она вроде бы потеряла сознание, зафиксировав в памяти единственную фразу мужа: «Юрист, тебе носки не мешают?» Очнулась Жемчугова, когда уже одетый Мамаев с бледным, как мел, лицом дотронулся дрожащей рукой до ее обнаженного плеча и торопливо заговорил:
– Танечка, не рассказывай никому, что я стоял перед тобой на коленях…
– Какое это имеет значение? – удивилась Татьяна Борисовна.
– Большое… имидж, Танечка, имидж…
Она хотела сердито закричать, но, чувствуя, что вновь погружается в забытье, вяло проговорила:
– Убирайся прочь со своим имиджем, блудливый котяра…
Сознание прояснилось среди ночи. Закутавшись в халат, Жемчугова босиком прошлась по темной квартире. Со слабой надеждой увидеть притаившегося мужа пощелкала электровыключателями. Ни в спальне, ни в комнатах Потехина не было. На какой-то миг даже подумалось, что Геннадий Никифорович приснился, но стоявшая в прихожей плетеная японская корзина, полная алых роз, прикрытых прозрачной пленкой, развеяла сонную иллюзию. В горьком отчаянии Татьяна Борисовна упала на диван и до рассвета не могла сомкнуть глаз. Хотелось плакать, однако слезы будто пересохли. Пугало предстоящее объяснение с мужем.
Потехин появился рано утром. Как всегда, чисто выбритый и опрятно одетый, но, судя по уставшему лицу, не спавший всю ночь, Геннадий Никифорович на удивление был спокоен. Внутреннее напряжение выдавали лишь прищуренные глаза да нервное подергивание губ. Весело поздоровавшись, он, словно смущаясь, сказал:
– Извини, родная, что вчера испортил тебе кайф. Хотел сделать приятный сюрприз, а получилось черт те что…
Татьяну Борисовну затряс нервный озноб:
