Книга благонамеренного читателя

добыть славу великого полководца для достижения киевского престола. Но высказывает эту мысль не прямо, облекая прозрачной тканью поэтической аллегории. Эти метафоры не поняты Переписчиком, поэтому сохранились, и вносят смятение в умы современных исследователей.

Как правило, негативная оценка вкладывается в уста героев «Слова» — мифического певца XI века Бояна и князя Святослава. Боян выражается поэтически сложно,

Святослав — резко и прямо, как и подобает великому князю киевскому.

Он так оплакивает своих братьев: «О моя сыновчя Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати. Нъ нечестно одолеете, нечестно бо кровь поганую пролиясте… рекосте: «мужаимеся сами, преднюю славу сами похитимъ, а заднюю ся сами поделимъ» (подчеркнуто мной.— О. С.)

Тема славы проходит через все «Слово». Всеволод так характеризует своих воинов: «скачутъ акы серые волцы в поле, ищущи себе чти, а князю славы».

Слава в те времена понятие не столь эфемерное. Она означает — власть.

Лаврентьевская летопись под 1185 годом также вполне определенно называет мотив: «Задумаша Олгови внуци на Половци… Сами пойдоща особе, рекуше: «мы есмы ци не князи же? Такы же собе хвалы добудем».

Памятуя сказанное, приступим к анализу одного из самых «темных» мест «Слова», вызвавшего удивительные толкования. Автор задает себе вопрос — как бы мудрый Боян воспел поход Игоря? И предполагает варианты зачина бояновой песни:

Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая —

Галици стады бежать къ Дону великому.

Или «вспел» бы мудрый Боян так:

Комони ржуть за Сулою —

звенить слава въ Киеве.

Отношение Автора к тактике Игоря выражено поэтически откровенно в первом варианте боянова запева.

Нет не соколов буря несет через поля широкие,—

то галочьи стаи стремятся к Дону великому.

Оглушительное сравнение игорева воинства не с соколами (как было принято), а с галками — ярче многих описаний характеризует рыцарское отношение Автора к проблеме «свои» и «чужие».

И, действительно, Игорь не как сокол летит на израненную от ударов Святослава степь, а как галица на падаль. Так «летал» он на беззащитные кочевья весной 1184 года. Репетировал — по выражению Б. А. Рыбакова.

Автор не решился сам, в авторской речи, так повернуть традиционный, былиннын параллелизм, он вручает поэтический меч придуманному Бояну, который без опаски, широко и свободно сечет «своих».

В данном случае Игорь — не свой, он соперник и враг Святослава Киевского, и хотя совершает на первый взгляд богоугодное дело, но делает его нечестно по отношению и к Святославу, и к Руси, и к половцам. Поэтому он не сокол, а презренная птица, питающаяся падалью.

В прочтении этих двух метафор и проявилась со всей очевидностью разность прямолинейного, общего взгляда исследователей и конкретный сложный феномен авторского отношения к описываемым событиям. Для исследователей к Игорю применимо традиционное фольклорное — Сокол. А галицы — это, естественно, половцы. И Автор, несомненно, именно такое противопоставление имел в виду, потому что он тоже — свой.

Все толкователи, без единого исключения приняли желаемое за действительное. «Соколы — русские, галки — половцы», — выражает общее мнение Д. С. Лихачев¹. И это несмотря на вопиющее противоречие литературного характера, возникающее при таком прочтении. Смысловой перевод в таком случае выглядит нелепо:

Не буря русских воинов несет через поля широкие —

то половцы стремятся к Дону Великому.

Как будто не Игорь собирался «приломить копья конец поля половецкого испить шеломом Дону», и не воинов своих призывал он: «а всядем, братья, на своих борзых комоней да позрим синего Дону», и не Игорю «спалила ум похоть — искусить Дону Великого».

К каким результатам приводит науку принцип субъективистского подхода к источнику — заметно на этом примере. Вопрос: принимать факт литературный таким, каким он был, или должен был быть?— как видим, все ещё актуален.

…Лишь писатель А. Югов почувствовал противоречие в толковании отрицательного параллелизма и предложил считать его положительным: и соколы — русские, и галицы — русские, но «галицы» — это вовсе не птицы, а галичские полки, которые идут вместе с Игорем. И не метафора это вовсе, а реалистическая деталь, не замеченная исследователями. Перевод его поразителен:

Не буря соколов занесла

через поля широкие–галицкое войско несется

к Дону Великому2.

Главное достигнуто, соколы остались за Игорем. Но, начав превращать стаи галок в полки галичан надо продолжать. И А. Югов продолжает. Пейзажное описание «Слова»:

Длъго ночь меркнетъ,

заря — светъ запала,

Мъгла поля покрыла,

Щекотъ славий успе,

Говоръ галичь убуди.

И, разрушая один из самых прекрасных пейзажей европейской средневековой литературы, заслуженный поэт и прозаик А. Югов, глухо и бессмысленно переводит последнюю строку:

Говор галичан умолк3.

Не говоря уже о том, что «убуди» это форма глагола убудить, т.е. пробудить, в противоположность «успе» — уснуть.

Не говоря уже о том, что ни один поэт древний и современный не решился бы в этот эпически обобщенный ряд помещать реальных галичан или псковичей. Закон былинного параллелизма: рядом с птицей — птица, рядом со светом — мгла (сокол — галка, соловей — галка).

Но в третий раз, встретив галиц в «Слове», А. Югов, столь же решительно оставляет их в покое.

«Нъ часто врани граяхуть трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть — хотять полететь не уедие».

И здесь галица рядом с птицей (вороном), но в соседстве столь неприличном, что переводчику показалось выгодней поверить в правду текста. Воистину, «непоследовательность — моя сила».

Не поняв первого зачина, не поняли и второй. Чьи комони ржут за Сулою? Естественно, половецкие, полагают многие. Ведь Сула — пограничная река. За Сулой степь. И опять обратимся к объяснению акад. Д. С. Лихачева: «Половецкое войско было войском конным. Приближение конного войска степняков поражало обычно скрипом телег и ржанием коней. Сула (левый приток Днепра) была наиболее близкой и опасной к Киеву границей Половецкой степи. В целом фраза эта, в которой передается поэтическая манера Бояна прославлять победы русского оружия, может означать следующее: «только враги подошли к границам Руси, как слава русской победы над ними уже звенит в Киеве»⁴.

Но ведь автор описывает здесь обратное движение — в конце апреля 1185 года не половцы идут к границам Руси, а войска Игоря отправляются «за Сулу».

Прочтение, подобное вышеприведенному, возможно, если рассматривать метафору вне событийного и литературного контекста поэмы.

Правильней, на мой взгляд, прочли В. И. Стеллецкий и О. В. Творогов.

«Комони (русских) ржутъ за Сулою — звенитъ слава (этих побед) въ Кыеве»⁵.

Но и они не связывают эту образную картину с походом Игоря, предполагая, что «здесь содержится намек на победоносный поход коалиции русских князей против половцев в 1184 году»⁶.

В этой метафоре, по–моему, выражено отношение Автора к стратегии Игорева похода, к честолюбивым