Андреем, этой тютей-матютей. Да если бы я тогда не передала ему записку с твоим адресом, он никогда не нашел бы тебя и не женился на тебе!
Аполония воспряла. Перед ней снова была прежняя Лека.
– Лекушка, родная! Опомнись! Он заколдовал тебя, ты сама не своя, не ведаешь, что делаешь. Милая, хорошая, помоги мне, уйдем вместе отсюда. Клянусь тебе, что я замну полицейское расследование, или я пойду с тобой по всем судам, в Сибирь! – Она протянула руки к сестре:
– Ну очнись же! Вспомни, какими мы были девочками.
Маменьку, Институт!
Подбородок Леокадии затрясся, глаза заблестели.
– Поля! – прохрипела она.
– А, трогательная сцена! – раздался громкий голос, и из проема туннеля показался Резаков с горящим факелом.
Леокадия отшатнулась от сестры, ее лицо снова приняло непроницаемое выражение. Аполония непроизвольно ухватилась за безжизненную руку мужа, лежащего позади нее. В тот же миг она почувствовала пожатие.
Глава тридцать вторая
Обнаружив два трупа, Сердюков затворил дверь квартиры и направился в ту часть здания, откуда доносились голоса прислуги. Он надеялся, что там увидит и Аполонию. В просторной кухне он обнаружил кухарку, громкоголосую плотную бабу в нечистом переднике, горничную и сторожа. Они сидели кружком и перебирали крупу. При этом кухарка что-то рассказывала. Судя по долетевшим отрывкам разговора, сплетничала о хозяевах. Это было неудивительно, потому как для прислуги сплетни о своих и чужих господах – самое что ни на есть любимое развлечение.
Сердюков появился в проеме полуотворенной двери и кашлянул.
– Ой, батюшки! Царица небесная! – кухарка схватилась за грудь. – Напугали-то как, сударь!
– Вы неужто пешочком? Не слыхать было со двора, чтобы въезжали, – подивился Федор. – Точно из-под земли выросли.
– Из-под земли только грибы появляются, – заметил следователь.
– Это где как, – ухмыльнулся Федор.
– Вот что, – строго произнес полицейский. – Вы тут давно сидите?
– Да, почитай, с самого утра. Вот, уже один мешок крупы перебрали, – ответила кухарка.
– И все вместе сидели, или уходил кто?
– Да нет, вместе. А что случилось-то?
Директор объявился? – подала голос горничная.
– Увы! Не объявился. К тому же жена его, Аполония Станиславовна, пропала.
А вместо них в квартире два трупа лежат с разбитыми головами!
– Ах! Ой! – в один голос закричали кухарка и горничная.
– Кричать не надо, а надо быстро мне помочь. Идемте! Федор, запрягай лошадь.
Вы, – следователь ткнул длинным пальцем, как учительской указкой; в перепуганных женщин, – поедете на станцию за подмогой. Я вам дам записку для тамошнего полицейского.
Кухарка и горничная, причитая от страха, повиновались. Федор поспешил в конюшню запрягать.
– Господи! Что же ты копаешься? – торопил его полицейский.
– Сейчас, сейчас, ваше высокоблагородие.
Прошло не менее получаса, прежде чем лошадь оказалась запряженной в шарабан.
Женщины почти выли от страха, но не смели отказаться. Им не хотелось ехать через лес, но и оставаться в доме с убийцей тоже было страшно. Сердюков понимал, что более надежных посланцев ему взять неоткуда. Полицейский сам повел лошадь за поводья до калитки, наставляя женщин. У самой калитки горничная, принимая поводья из рук полицейского, вдруг вспомнила:
– Вы изволили спрашивать, выходил ли кто? Так вот, Федор выходил.
– Надолго?
– Не помню. Нет, кажись, ненадолго.
По надобности своей ходил, должно быть.
– Спасибо. Ну гоните, что есть силы, нигде не останавливайтесь, ни с кем не заговаривайте, никого не подбирайте. И прямиком к начальнику станции или полицейскому, а уж они сообщат в Петербург.
С Богом!
Он с силой хлопнул лошадь по боку, и та затрусила со двора.
Сердюков вернулся к сторожу. Федор копошился в сарае. – – А что, Федор, ты, когда с кухни выходил, ничего подозрительного не увидел и не услышал?
– Ничего-с.
– Странно. Судя по всему, у тебя отменный слух. А ты давно тут служишь?
