закрываетесь. А дальше поселитесь неподалеку от столицы и скромно будете коротать свои дни. Ты уже учительствовала в земстве, тебе не привыкать. А Андрей Викторович уж вряд ли теперь на что сгодится.
– Естественно, мы не оставим вас без внимания, – добавил Резаков. – Но я полагаю, что теперь, когда вы получили хороший урок из-за своего упрямства, вы поймете, молчание – залог вашей жизни.
– Хорошо, пусть так и будет, – решительно сказала Аполония и перевела взгляд на мужа. – Ведь сможете донести его на себе?
Резаков отдал догорающий факел Леке и взвалил себе на плечи бесчувственное тело. Они снова устремились в туннель. Аполония могла только иногда подхватывать голову мужа, которая болталась как у тряпичной куклы. Резакову с трудом удавалось тащить Андрея. Некоторое пространство приходилось преодолевать ползком!
Только бы выбраться наверх из этой преисподней, только бы опять увидеть свет!
После мучительно долгого пути вышли к тому месту, где началось путешествие Аполонии по подземелью. Она увидела кривые, наскоро выбитые ступени и поняла, что там, наверху, заветная дверь. Дверь, за которой ее уютная комната, мягкая и теплая постель, окно с комнатными цветами, солнечный свет.., и искореженные мертвые тела. Резаков, поправив тяжелую ношу на плече, полез первым. Лека помогала ему, поддерживая тело Хорошевского. Последней лезла Аполония, которая почти ничего не видела, так как факел сгорел, а единственный тусклый фонарь держала Лека. Резаков, тяжело дыша, приблизился к началу спуска. Пошарил рукой, видимо, искал поворотный механизм для открывания потайной двери. Раздался едва слышимый щелчок. Аполония узнала этот звук. Она иногда слышала его, но абсолютно не придавала значения. Думала, что в печке догорает отсыревшее бревно.
Аполония замерла внизу, за сестрой.
Прямо перед ее носом находились ботинки Леокадии. Аполония вспомнила, как они ездили выбирать эти щегольские ботиночки в модный магазин. Между тем небольшая щель наверху потихоньку увеличивалась, свет ворвался в подземелье. Сердце Аполонии заколотилось так, что показалось, будто все пространство вокруг заполнено этим звуком. Резаков стал выбираться наружу, толкая ношу перед собой. Он осторожно высунул голову и в тот же миг рванул обратно:
– Полиция! Назад!
Вниз кубарем скатились все разом и упали друг на друга. Аполония закричала от страха и боли, кажется, она сильно ударилась. Лека скрежетала зубами и стонала, Резаков грязно ругался. Молчал лишь бесчувственный Хорошевский, который упал где-то рядом с Аполонией, как мешок с картошкой. Аполония попыталась подняться и тут встретилась взглядом с сестрой. Это был лишь миг, но сколько пролетело в этот миг, сколько отразилось на лице младшей сестры. От ее взгляда, подобного взгляду затравленного зверя, у Аполонии заныло сердце. Нет, они не могли ненавидеть друг друга!
Леокадия подхватила фонарь, который чудом уцелел, и зашвырнула его в сторону. Он моментально потух, и пространство погрузилось во мрак.
– Фонарь, где фонарь? – зарычал Резаков.
– Я помню, нам надо уходить правее, правее. Вот сюда, – сказав это, Леокадия подтолкнула Огюста в сторону, противоположную тому месту, где в темноте неподвижно замерла Аполония.
– Мы не можем их оставить, ищи, где они? Я убью их!
Сверху донесся оглушительный стук, принялись ломать стену.
– Бежим! Скорее! Огюст! Тоннель, кажется, тут, я нашла его.
Леокадия увлекла Резакова в правый лаз, и они бросились в темноту почти вслепую. Пробежав небольшое расстояние, несколько раз упав, Резаков хлопнул себя по лбу, – Спички! Я идиот! Спички!
Трясущимися руками он вынул коробок, вспыхнуло маленькое пламя. Оно быстро погасло, но они успели разглядеть дорогу и свои лица.
– Мы должны предупредить товарищей.
И они снова устремились в глубь пещеры.
Глава тридцать четвертая
Резаков и Леокадия сбились с пути.
Они не сразу это поняли. Они не могли даже предположить, что подобное может с ними произойти, так как хорошо ориентировались в хитросплетениях подземного лабиринта.
– Кажется, мы тут уже проходили, – испуганно заметила Лека.
Резаков промолчал. Он тоже подозревал, что они мечутся по кругу.
– Наверное, мы ошиблись тоннелем, надо было брать еще правее, – пролепетала Лека, которая теперь считала себя виноватой.
– Разумеется, ты ошиблась. Но ошиблась не в выборе туннеля. Тебе пришлось выбирать, кого спасать, сестру с мужем или своих товарищей. Мы сбились с кратчайшего пути и теперь можем опоздать их предупредить. Полиция нагрянет раньше нас.
– Ты несправедлив ко мне! – закричала Лека и остановилась. – Ты несправедлив! После всего, что я сделала для тебя!
На ее лице было написано такое неподдельное отчаяние, что Резаков невольно почувствовал укол в глубине души.
– Прости, я глуп. Нет смысла тебя упрекать. Трудно выжечь в себе прежнюю сущность. Видишь, я сам предал свои идеи, влюбился в тебя безумно, не устоял, плоть взыграла.
– Я виновата, виновата, прости, прости меня, – умоляла Лека со слезами.
Она понимала, что теперь не время выяснять отношения, надо бежать вперед. Но вдруг появилось ощущение, что судьба уже все за них решила. Это чувство поглотило душу и словно сковало. Лека застыла и
