Все ждали появления халифа.
Повелитель правоверных вышел в сопровождении хекмдаров из зеленого атласного шатра, стоящего у края площади, и поднялся на трон. Хекмдары сели в свои кресла.
По знаку халифа площадь огласилась звуками десятков рогов. Это был сигнал к началу игры.
Вмиг двести удалых наездников вскочили на коней. Первым с места сорвался жеребец арабской породы, на котором сидел всадник в узком коротком кафтане зеленого цвета. Эго был глава отряда личных телохранителей халифа Убсйда Иби-Хамра. Зеленый цвет его одеяния должен был означать, что игра как бы начата повелителем правоверных.
Жеребец Убейды вихрем понесся по площади. На середине Убейда подбросил вверх кожаный мяч и несколько раз ударил по нему чоуганом. Подскочивший к нему всадник на вороном коне одним взмахом чоугана отнял мяч и поскакал вдоль каната, поддавая мяч чоуганом. Это был один из членов персидской делегации по имени Дивбенд. За ним устремились десятки всадников, размахивая чоуганами.
Над площадью поднялось густое облако пыли, которое росло с каждой минутой, скрывая от зрителей ход игры.
Вот мячом овладел арабский всадник, одетый во все черное. Казалось, уже никто не сможет взять над ним верх. Его поджарый конь не знал усталости. Десятки наездников пытались окружить его со всех сторон, но черный всадник неизменно прорывал кольцо и уходил от преследователей, поддавая мяч концом чоугана.
Атабек Мухаммед, заметив, что Фахреддин со стороны наблюдает за игрой, не принимая в ней участия, начал нервничать. Он решил, что Фахреддин впервые видит столь ожесточенную схватку, струсил и не желает ввязываться в игру.
Одному из персидских всадников удалось отнять у араба мяч. Поддавая его чоуганом, он, как ветер, понесся по площади.
Лошадь под арабским наездником выдохлась и теперь отдыхала, набиралась сил, стоя в стороне.
Персидский всадник не знал себе равных на площади. Его резвый, хорошо выдрессированный конь приводил в изумление зрителей.
Уже невозможно было разобрать масти коней: они все сделались серыми от пыли. Лошади, которые не в первый раз принимали участие в этой игре, сами рвались туда, где в воздухе мелькал кожаный мяч.
Многие игроки часто меняли лошадей. Конь же персидского всадника был неутомим. Временами ловкий перс легонько ударял чоуганом по храпу животного, и конь, оскалив зубы, как дракон, проносился по площади.
- Это чудо, а не лошадь! - воскликнул в восхищении халиф.-Такой скакун может украсить мою конюшню!
Все думали, персидский всадкик останется непобежденным. Но тут в схватку включился худощавый наездник-индус. Пришпорив своего коня, он в один миг догнал персидского джигита, ловко отнял мяч и пронес его на конце чоугана через всю площадь к тому месту, где стоял трон халифа.
- Браво!.. Браво!.. - восторженно закричала многотысячная толпа.
Мячом надолго завладел индусский всадник. Мяч взлетал высоко над площадью и, падая, неизменно ударялся о его чоуган.
Атабек Мухаммед продолжал негодовать, видя, что Фахреддин не вступает в игру: 'Трус!..привыкли бунтовать дома, а где надо, не могут показать себя. Нет, слава не их удел. Позор, позор!.. Подумать только, в такой торжественный день ни один человек из государства, управляемого мной, атабеком Джахан- Пехлеваном Мухаммедом, не смог отличиться!'
А Фахреддин в этот момент говорил себе: 'Пока не вступят в игру туркестанцы, я не двинусь с места. Надо доказать Алиейи-Уля-ханум, что Туркестан - не самая богатая джигитами страна. Куда им тягаться с азербайджанцами в ловкости! Пусть и Мутарра-ханум убедится, что туркестанцы должны поучиться игре у нас'.
Туркестанцы же думали совсем иначе. Они считали, что игра должна завершиться их победой. У них был план: вступить в игру в самом конце.
Между тем, индусский всадник продолжал царить на площади. Джигиты из Хорезма, Хорасана, Балха и других мест безуспешно пытались перехватить у него мяч.
Но вот зрителям показалось, будто на площадь вырвался неудержимый горный поток. Туркестанцы вступили в игру. Мгновение - и мяч от индусского всадника перешел к ним.
Толпа вокруг площади взревела: 'Молодцы, туркестанцы!.. Браво, туркестанцы!.. Да здравствуют туркестанцы!..'
Атабек Мухаммед окончательно потерял надежду на то, что Фахреддин вступит в игру. Им овладели тревожные мысли: 'Не дай Аллах, халиф узнает, что азербайджанцы не участвуют в состязании! Кто знает, как он истолкует это?..' У него пропал весь интерес к игре. Он хмурился, ерзая в кресле.
Дюррэтюльбагдад, сидевшая рядом с дочерьми покойного халифа Мустаршидбиллаха, также была охвачена смятением. 'Ну почему, почему же мой деверь бездействует!?' - терзалась она, сгорая от стыда, не смея поднять глаза на Алиейи-Уля-ханум и Мутарру-ханум, которым она в течение последних дней расхваливала азербайджанцев, говоря: 'Их мужество и отвага известны всему Востоку. Недаром их атабека прозвали Джахан-Пехлеваном'.
Глядя на Фахреддина, конь которого будто прирос к земле, она едва сдерживала слезы досады.
А туркестанцы безраздельно властвовали на площади. Кожаный мяч принадлежал им одним. Толпа продолжала приветствовать их восторженными возгласами: 'Да здравствуют туркестанцы!'
- Проклятие Фахреддину!.. - скрежетал зубами атабек Мухаммед. - Каким немощным, ничтожным народом я правлю! Какой я после этого хекмдар!..'.
Повелитель правоверных увлекся захватывающим зрелищем. Надо сказать, все багдадские халифы увлекались игрой 'мяч и чоуган'. Всадники, отличившиеся в этой игре, всегда удостаивались щедрых наград.
Любуясь ловкостью туркестанских джигитов, халиф Насирульидиниллах уже думал, чем бы их наградить.
Вдруг внимание зрителей привлек молодой пригожий всадник на пегом коне, который, сорвавшись с места, сделал круг по площади и врезался в группу туркестанских удальцов.
Атабек Мухаммед узнал Фахреддина.
Всадник на пегом карабахском иноходце овладел мячом и, поддавая его чоуганом, помчался в другой конец площади, Наперерез ему бросились туркестанцы на свежих лошадях, но Фахреддин резко свернул в сторону, ловко играя мячом в воздухе.
Зрители слышали, как он голосом управляет конем: 'Направо, Аладжа!.. Вперед, вперед!.. Аладжа, наддай!..'
Пегий иноходец, как молния метался по площади.
Борьба Фахреддина с туркестанцами продолжалась более чеса. Уже кони всех всадников выбились из сил, лишь одна Аладжа оставался резв и свеж, как прежде.
Халиф не сводил восторженных глаз с карабахского скакуна.
Атабек Мухаммед то и дело хвастливо восклицал, обращаясь к сидевшим рядом хекмдарам:
- Азербайджанец!.. Мой подданный!.. Герой!.. У этого народа славная история. На их земле со времен Мидии родятся бесстрашные богатыри!
Дюррэтюльбагдад, пораженная лобкостью и отвагой своего деверя, была бесконечно счастлива.
Алийеи-Уля-ханум и Мутарра-ханум также не могли сдержать восторженных возгласов. Оборачиваясь к сидевшим рядом знатным ханум, они приговаривали:
- Это наш близкий знакомый!.. Мы сидели с ним за одним столом!..
Туркестанцы были бессильны отнять у Фахреддина мяч. Их кони выдохлись и по одному покидали площадь.
Близился заключительный этап игры. По правилам, в конце должна была начаться общая схватка. Тот, кому удавалось до сигнала удержать при себе мяч, провозглашался победителем. Фахреддин, видя, что наступил решающий момент, ударил чоуганом по мячу, посылая его вверх и, пришпорив лошадь, метнулся к тому месту, где он должен был упасть.
Множество коней с оскаленными мордами, храпя и тяжело дыша, мчались на карабахского скакуна.
