создается на основе нашего родного языка. Уничтожить секты и бесчисленные религиозные течения мы сможем только с помощью нашей культуры. Наши противники не должны отождествлять нас с персами, которые превозносили до небес завоевателя Искендера* и величали его пророком. Мы же, напротив, четыреста лет упорно сражаемся с арабами, и наша борьба продолжается. Я верю, мы победим. Вставай, пора идти в мечеть. Аран ждет, что скажем мы. Поднимайся, говорю, поднимайся!
______________
* Искендер - Александр Македонский.
Слова Низами воодушевили Фахреддина. Друзья вышли из дому.
Мечеть была набита битком. Сюда собрались представители всех городов Арана.
Когда Низами и Фахреддин вошли в мечеть, все поднялись. Такое почтение к поэту и воину, приняло характер явной демонстрации против правительства.
По знаку эмира Инанча хатиб Гянджи взошел на минбер и прочел длинную молитву, восхваляющую халифа, султана Тогрула и атабека Мухаммеда. Затем, призвав народ к повиновению представителям новой династии, он заговорил о справедливости хекмдара Мухаммеда и процветании его государств. Под конец он напустился на арапских патриотов:
- У нас есть разбойники, бунтари, грабители, строящие правительству козни и тем самым нарушающие подои рабов аллаха. 'Дайте нам новые законы!' кричат они, избегая открыто выражать свои мысли. 'Дайте нам новые законы!' требуют они. Что это значит? Это значит, они добиваются упразднения старых законов. А между тем народу Арана известно, что наши законы даны нам священным кораном, и ими пользовался сам святой пророк Мухаммед. Простые люди не понимают этих бунтарей, вопиющих о новых законах. Если бы аранцы узнали их сокровенные мысли, они пинтами бы выбросили их из родного города. Однако что было - то прошло. Сейчас милость халифа и атабека Мухаммеда простерлась над народом Арана. Халиф простил аранцам все грехи и послал свои войска для восстановления спокойствия и порядка в их городах.
За хатибом выступили эмир Инанч и его визирь Тохтамыш. Выступления всех троих очень походили одно на другое.
Затем эмир обратился к авторитетам народа Арана, призывая их принести присягу на верность султану Тогрулу и атабеку Мухаммеду.
Но призыв его не нашел отклика у присутствующих. Все молчали.
Фахреддин попросил разрешения высказаться. Эмир с готовностью предоставил ему слово, так как надеялся, что письмо Дильшад сделало его более благожелательным к правительству.
Фахреддин подошел к минберу.
- Я считаю, не стоит отвечать каждому в отдельности, - начал он, - ибо фактически все говорили одно и то же. Сдается мне, выступавшие черпали вдохновение из одного источника. Я постараюсь вкратце разъяснить неясные мысли хазретов. Думаю, после этого вопрос о присяге на верность новой династии и вопрос о том, на каких условиях это возможно, решатся сами собой. Прежде всего хочу напомнить, когда пришел фирман халифа, у нас была причина уклониться от присяги, ибо неправильно было приносить присягу заочно. Народ должен был видеть и знать того, кому он присягает. Сейчас многое прояснилось. Мы не видели самого хекмдара Мухаммеда, но вопрос о присяге можно поставить на обсуждение, ибо новая династия в течение этих последних месяцев показала свое лицо. Я обращаюсь к представителям народа, которые съехались в Гянджу со всех концов Арана, спрашиваю их: какой хекмдар нужен нам, какое государственное устройство требуется нам?
Все молчали.
- Раз никто не отвечает, - продолжал Фахреддин, - я сам отвечу на вопрос, какой хекмдар нужен нам, какое государственное устройство мы хотели бы иметь! Народ Азербайджана не настолько туп и невежествен, чтобы не знать своей истории. Несмотря на разорительные походы арабских и персидских завоевателей, сохранились документы, имеющие отношение к истории нашей культуры, к истории нашего народа. Завоевателям не удалось поставить Азербайджан на колени и подчинить себе с помощью мечей, копий и стрел. В прошлом наш край снабжал продукцией своих ремесел многие страны, привлекал к себе купцов со всех концов света. Некогда города Азербайджана играли роль бездонных амбаров для мировой торговли. Копыта коней завоевателей сравняли с землей, уничтожили такие торговые города, как Баджереван, Кештасиби, Махмудабад, Берзенд и другие. Вместо купцов из западных стран, которые через Черное море добирались до Карабаха, Гянджи и Шемахи, к нам с юга начали жаловать арабы и персы с мечами в руках. Мы, азербайджанцы, вместо того, чтобы спокойно жить в своем Доме, вот уже четыре века ведем борьбу не на жизнь, а на смерть с арабами, персами, сельджуками и другими пришельцами. Сейчас нам нужно такое правительство, которое претворило бы в жизнь чаяния азербайджанцев и дало возможность народу спокойно жить у себя на родине. Придя к власти, новая династия ничего не сделала для этого. Мы видим, в наши деревни и города, как прежде, посылаются/ карательные отряды, опять слышим звуки плетей и палок. Джанаб* хатиб только что назвал азербайджанских повстанцев разбойниками, бунтарями и грабителями. Мне кажется, джанаб хати'б исказил действительность. Повстанцы ведут борьбу с разбойниками и грабителями, а он их самих причислил к разбойникам, Я думаю, после того, как новая династия поймет, за что борется азербайджанский народ, и устранит из Азербайджана нелюбимых народом правителей, она может ставить перед народом Азербайджана вопрос о присяге на верность. Мы все обязаны приложить много усилий, чтобы сохранить нашу богатую культуру, дать возможность Азербайджану жить как свободной стране и не допустить загнивания нашего искусства и лнтгратуры. Мне кажется, если центральному правительству верно передадут требования азербайджанского народа, нам более не придется доставать из ножен свои мечи.
______________
* Джанаб - господин, сударь.
За Фахреддином пожелал выступить Низами. Правитель Гянджи хорошо знал, о чем хочет сказать поэт, понимал, что он ни словом не обмолвится в пользу правительства, однако отказать ему не посмел, так как выступление Фахреддина уже без того настроило присутствующих против него. Скрепя сердце ему пришлось дать поэту слово. Низами начал выступление двустишием:
Хозяйкой мира вы сову прозвали - Тогда дарю вам тысячу развалин.
И продолжал:
- Поток захлестнул нашу землю. Когда начинается наводнение, осторожные люди не выходят из домов на улицу. При виде стихийного бедствия мне хочется запереть свою дверь и никуда не выходить. Но я не могу сделать этого, ибо дверь моего дома должна быть открыта для каждого. А на улице бушует ветер!.. Народ страны может при одном условии примириться со сменой правительства и династии: должно измениться государственное устройство! Отобрав плеть у одного и передав ее в руки другого, нельзя изменить и улучшить жизнь народа. Если те, кто называют себя нашими правителями, не могут дать нам высокую культуру, тогда пусть они не посягают на нашу самобытную национальную культуру. Я очень удивлен. Сегодня опять подняли вопрос о присяге на верноподданство. Но к кому мы должны протянуть свои руки?! Чьи руки мы должны целовать, присягая?! Мы не желаем пачкать свои губы кровью братьев, ибо руки, которые мы будем целовать, присягая, обагрены кровью азербайджанского народа. Кровь на этих руках не высыхает, так как убийства совершаются каждый день. Чтобы кровь наших братьев не лилась, чтобы народ забыл нанесенные ему тяжкие обиды, надо прежде всего покарать тех, кто наносил эти обиды. Нельзя завоевать доверие народа, не создав строя, сообразного духу народа, его величию, его культуре!
Когда Низами сел, эмир хотел ответить ему и Фахреддяну, но такой возможности не представилось, - многие из присутствуюших, не желая приносить присягу, покинули мечеть и вышли на площадь Мелик- шаха.
БЛАГОРОДНАЯ СЕМЬЯ
Мехсети-ханум лежала больнай. Они уже несколько дней не поднималась столоваться.
Было время обеда. Рена, разостлав скатерть, позвала мужа есть.
Низами аккуратно сложил бумаги, спрятал их вместе с пером в сумку и сел у скатерти- Еда была скудная: молоко и ячменный хлеб.
Низами собрался приступить к еде, Но в этот момент к нему подошла Рена.
- Ильяс, я давно хотела спросить тебя кое о чем, но не смела. Не знаю, ответишь ли ты?..
- Почему же не смела? Кто у меня есть ближе, чем ты? Говори, не стесняйся. Спрашивай все, что тебе неясно.
