- Никто из его сотрудников ко мне не обращался. Но это не значит, что они не интересовались нашими секретами. По-моему, их любопытство удовлетворял сам консул, он частенько встречался со своим английским коллегой.
- Теперь давайте решим, как быть с этой девушкой.
- Какой девушкой?
- Мисс Ганной.
- А что вы имеете в виду?
- Сообщали ли вам из русского консульства, что мисс Ганна являлась агентом немецкой разведки?
- Стоит ли говорить об этой девочке? Она уехала в неизвестном направлении!
- Я вас спрашиваю, сообщали ли вам о ней из царского консульства?
- Да.
- Вы писали о ней что-нибудь в Тегеран и Вашингтон?
- Нет, пока никуда ничего не сообщал. Не до нее было. Правда, составили донесение, но не отправили.
- А где это самое донесение?
- В папке, хранящейся в моем письменном столе.
- Принесите мне эту бумагу. Если с нее сняты копии для отправки в другие места, принесите и их. Если вы хоть слово кому-нибудь скажете о ней, я не обещаю, что вы не пострадаете.
- Хорошо, хорошо, сейчас принесу и подлинник и копии.
- Посидите. Я еще не кончил. Чтобы обеспечить будущее этой девочки, вы должны выдать на ее имя удостоверение.
- Какое?
- Пишите:
'Мисс Ганна честно и безупречно работала в американском консульстве, все поручения выполняла быстро, аккуратно и показала себя преданной американкой. Оставила работу в консульстве по своему желанию'.
Когда Фриксон кончил писать, я продолжал:
- Если, паче чаяния, мисс Ганна захочет, вы должны будете принять ее на работу и сотрудничать с ней. Я думаю, это вас не затруднит.
- Конечно, я сделаю все, как вы скажете.
- Нам остается решить последний вопрос. Вы должны выдать нам обязательство, примерно, такого содержания:
'Я, старший секретарь американского консульства, Фриксон, обязуюсь сохранить свои связи с немецким и русским консульствами и в дальнейшем обо всех своих действиях ставить в известность Иранский Революционный комитет'.
Фриксон долго думал, принять или отвергнуть это требование. Подписать такое обязательство значило целиком и полностью отдать себя в наши руки, судьба его теперь зависела от нас. Но другого выхода у него не было. Он попал в расставленный нами капкан. После долгих раздумий он сказал:
- Нельзя ли мне до завтра подумать?
- Нет, сегодня с этим надо покончить. Другие вопросы, менее значительные, можно оставить на завтра-послезавтра.
- А у вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?
- Да, например, о сорока тысячах долларов.
- Какие сорок тысяч долларов?
- Которые вы получили для пропаганды в пользу Германии.
- А что я должен делать с ними?
- Сдать в кассу подпольного Революционного комитета.
Фриксон снова погрузился в думы. Он был бледен, как полотно, руки его тряслись, а губы шевелились, шепча что-то невнятное. Покачав головой, он сказал:
- Что я могу поделать? Мне остается согласиться на все ваши требования. Я должен буду оставить вас и пойти в свой рабочий кабинет, чтобы приготовить документы и деньги. Я попрошу Сару-ханум, она не даст вам скучать в мое отсутствие.
Фриксон вышел. Через несколько минут в комнату вошла Сара-ханум в пестром шелковом платье, мягкими складками спадавшем до самого пола. Острый запах французских духов 'Лориган' ударил мне в нос. Она была очень красива, эта американка иудейского происхождения. Несомненно, Фриксон прислал ее ко мне нарочно. Он рассчитывал, что ее чары заставят меня смягчиться, и я откажусь от сорока тысяч долларов.
Она подошла ко мне и поднесла свою нежную ручку прямо к моим губам.
- Эта рука долго искала вас, - кокетливо проворковала она. - Потом она придвинула почти вплотную ко мне кресло и села.
- Чтобы дружить с людьми, их надо искать не руками, а чистым искренним сердцем, без всяких предвзятых намерений.
- Я не могу забыть вас с тех пор, как увидела у мисс Ганны.
- Очень жаль, что я причиняю беспокойство столь нежной и прелестной даме, как Сара-ханум, - галантно возразил я.
- Все это время я думаю о вас, но, чтобы не обидеть девушку, которая вас любила, я не решалась искать встречи с вами. Наконец, банкет, данный консулом, явился удачным моментом для встречи с вами. Не будь этого банкета, мы, очевидно, не имели бы счастья видеть вас у себя. Я льщу себя надеждой, что теперь вы хоть изредка будете посещать нас и доставите мне удовольствие беседовать с вами.
- Вы правы! Слушать вас - громадное удовольствие. Трудно придумать что-нибудь более приятное.
Опустив длинные черные ресницы, она кокетливо возразила:
- Слушать меня мало, надо еще выполнять то, о чем я говорю!
- Торжественно обещаю это очаровательной Саре-ха-нум. Я исполню все ваши желания, все приказания.
- Приказывать я вам не стану и не смею. Но умоляю вас, не откажите в моей просьбе.
- Приказывайте - и я все сделаю. Неужели вы считаете меня таким некультурным? Я не допущу, чтобы женщина меня просила, а тем более умоляла.
- Вы обещаете исполнить мою просьбу?
- Дорогая Сара-ханум, я давно мечтал поближе познакомиться с вами и мистером Фриксоном. Благодарю создателя вселенной, теперь мы, надеюсь, будем дружить. Я самый счастливый человек сейчас. Беседовать с вами - о, эта честь не всякому доступна, и это не может не радовать меня.
- Я тоже безмерно счастлива. От радости сердцу тесно в груди, оно бьется так часто, так сильно, я не в состоянии унять его. Боже, как волнуюсь...
Сказав это, она взяла мою руку и приложила к своей груди. Действительно, ее сердце билось тревожно и часто. Но я прекрасно понимал, что не от любви, а от страха, порожденного возможностью потерять сорок тысяч долларов.
- Сара-ханум! Возьмите себя в руки. Успокойтесь. Не сомневайтесь в моей неподдельной искренности, наша дружба может и будет продолжаться.
Она опять взяла мою руку и крепко прижала к груди, так, что я почувствовал ее упругость и теплоту. Тихим ласковым голосом, отчеканивая каждое слово, она сказала:
- Я еще раз прошу: дайте мне слово хоть одну мою просьбу выполнить непременно.
Я прекрасно понимал, что она имеет в виду. Я не мог сразу резко отказать и старался намеками дать ей понять, что эту просьбу я выполнить не смогу. Я говорил:
- Очаровательная Сара-ханум не должна сомневаться, что я готов выполнить все ее желания, поскольку они касаются меня лично. Но удовлетворить просьбу, затрагивающую общественные интересы, я, конечно, не смогу, это не в моих силах. Я уверен, что вы с вашей деликатностью не будете касаться подобных вопросов и не поставите меня в неловкое положение.
- А я бы для любимого человека не пожалела не только своей жизни, я перевернула бы весь мир, - возразила она.
В таком духе наш разговор продолжался еще довольно долго. Сара-ханум убедилась, что чары ее на меня не действуют и положительного ответа она от меня не добьется. С глубоким вздохом она проговорила:
