полночь. Я собрался уходить.
- Завтра я весь день дома, - ласково сказала Нина, провожая меня. Приходи обедать.
В КУРИЛЬНЕ ОПИУМА
Выйдя от Нины, я решил повидать Тутунчи-оглы, которого уже два дня не видел. Я пошел через Эхраб.
На стук вышла его мать и, узнав меня, взволнованно схватила меня за руку.
- Дай мне моего сына! - вскричала она.
- Что случилось? - спросил я с удивлением.
- Его взял с собой Саллах-Сулейман. Я боюсь, как бы с ним не случилось несчастье, - и она зарыдала.
Надо было найти и защитить Тутунчи-оглы. Он и Гасан-ага были лучшими бомбометчиками среди революционеров Тавриза. Кроме того, испытав всю тяжесть фабричной жизни, они были истинными революционерами. Надо было во что бы то ни стало отыскать Тутунчи-оглы, но как!..
Тавриз большой город. Ночь, темень, узкие улицы, фонаря нет, тревожное время, полное всякой неожиданности.
Где я найду в эту пору, во втором часу ночи, Тутунчи-оглы?
- Я найду его! - успокоил я женщину и двинулся в сторону Кюча-бага. Я встретил Фарханг-заде, одного из близких друзей Тутунчи-оглы. Оказалось, что и он ищет его.
- Если он пошел с Саллах-Сулейманом, то я знаю, где они развлекаются, сказал он и повел меня за собой.
Мы прошли в узкий переулок. Фарханг-заде постучался в низкую одностворчатую дверь.
На стук вышел бритый полный мужчина лет пятидесяти. Он узнал Фарханг-заде и на его вопрос, не здесь ли Тутунчи-оглы, ответил:
- Здесь, здесь, милый, здесь! Пожалуйте! Будьте гостями, и ты, и твой товарищ...
- Нет, спасибо, мы торопимся. Только нам нужно видеть Тутунчи-оглы.
Мужчина ушел, Фарханг-заде объяснил мне, что это содержатель притона с мутрибами.
Мы решили в дом не входить, а забрать с собой Тутунчи-оглы и уйти. Тут надо было остерегаться всяких случайностей. Тем более, я знал, что Саллах-Сулейман жулик и аферист; после смерти Наиб-Мамеда и его брата, он претендовал занять в Эхрабе их место. Нам передавали его слова: 'Я один выйду против тысячи муджахидов'. Зная все это, я не хотел встречаться с ним здесь.
Дверь вновь открылась. К нам вышел Саллах-Сулейман, а за ним Тутунчи-оглы и другие. Увидав меня, Тутунчи-оглы растерялся и стал извиняться.
- Теперь не место, потом! - успел я шепнуть ему на ухо.
Вышедшие стали уговаривать нас войти в дом, но мы отказывались.
- Свет очей моих, - сказал, наконец, Саллах-Сулейман, обращаясь ко мне, - пожалуйте в комнату, проведем время. Не беспокойтесь, с головы вашей и волосок не упадет, за это отвечает Саллах-Сулейман.
- Мы сами можем ответить за себя, - сказал я и переступил порог.
Саллах-Сулейман посмотрел на меня. Он понял, что я хотел сказать, и объяснил товарищам.
Я знал, что Фарханг-заде вооружен, а у меня был русский наган и две ручные гранаты.
На Фарханг-заде можно было вполне надеяться. В случае чего и Тутунчи-оглы стал бы на нашу сторону.
Пройдя узкий коридор, мы вышли на небольшой дворик, оттуда попали во второй коридор, освещенный маленькой лампой. Встретивший нас хозяин дома Самед-даи тепло приветствовал нас:
- Пожалуйте, дети мои, повеселитесь!
Мы вошли в просторную комнату, освещенную большой лампой, где застали картину разнузданного веселья. Здесь было около десяти муджахидов и столько же женщин, лица которых были закрыты густой белой вуалью.
В одном углу комнаты стояла жаровня, и были приспособления для курения опиума, а в другом - спиртные напитки и сладости.
Были и музыканты с двумя мутрибами - красивыми юношами в женских платьях.
Я и Фарханг-заде сели у окна и стали осматриваться.
Один из мутрибов начал танцевать. Содержатель притона Самед-даи рассказал нам краткую биографию своих мутрибов.
- Это один из известных мутрибов города Урмии Гасан-Али-хан. Его в Урмии называют 'Юсиф-шикен', что значит 'победивший Юсиф', а Юсиф-хан из Урмии был мутрибом покровителя вселенной Мамед-Али- шаха. Теперь он начальник арсенала в Тегеране. Что же касается второго мутриба, то он - младший брат известного Урмийского мутриба Гейдар-хана, Гулам-Гусейн-хан.
Перед тем, как мутрибы начали танцевать, Саллах-Сулейман подозвал их к себе и что-то шепнул им на ухо. Я не понял, в чем дело, но Фахранг-заде объяснил, что по здешним обычаям мутриб после окончания танца садится перед гостем и кладет голову к нему на колено, а гость, поцеловав его, дарит деньги.
Саллах-Сулейман из особого уважения к нам поручил мутрибам этого не делать.
Мутрибы кончили танцевать и, сев посреди комнаты, начали петь:
'Глаза мои чернее очей девушки,
ай балам, ай гюлюм*.
______________ * Ай балам, ай гюлюм. - припев
Юбка моя из шелковой парчи,
ай балам, ай гюлюм.
Не прикасайся к груди моей, она ранена,
ай балам, ай гюлюм.
Скажи, где место мое,
ай балам, ай гюлюм'.
Они пели хорошо, но слова песни и все поведение мутрибов напомнили мне другую картину - дом Абдулла-хана и переодетых в мужское платье молодых женщин.
Когда мутрибы кончили петь Саллах-Сулейман достал из кармана полную горсть кранов и, высыпав их в бубен, сказал:
- Это вам за здоровье дорогого гостя!
Подали чай, но пили его только я, Фарханг-заде и одна из женщин; остальные курили опиум и пили водку.
Каждый из мужчин подымал рюмку и передавал рядом сидящей женщине, а та, не открывая руки, брала рюмку и пила под покрывалом, после чего щелкала жареные тыквенные семечки.
Женщины, курившие опиум, держали трубку, а любовники подавали им огня с жаровни.
Оружие муджахидов было снято и сложено в свободном углу комнаты.
Когда чаепитие кончилось, в комнату вошли четыре женщины в золотых и серебряных украшениях с бриллиантами.
Это были певица и музыкантши из Тегерана. Они не знали по-азербайджански, только певица кое-как, коверкая слова, по-азербайджански объяснялась гостям в любви. Это была рябая, но красивая женщина с прекрасным голосом. Пела она на слова Хафиза, Баба-Фагани и Туей* и, видимо, была грамотна.
______________ * Хафиз, Баба-Фагани, Туей - знаменитые иранские поэты.
Послушав пение, гости снова начали пить. Они старались соблюдать приличие, но хмель делал свое дело.
Молодой муджахид по имени Мамед-ага сидел между двумя закутанными в чадру женщинами. Он был сильно пьян, болтал много лишнего и вел себя беспокойно. Вдруг он протянул руку и сорвал с одной из женщин покрывало.
Из-под покрывала выглянуло белое лицо тавризянки, похожее на залитое лучами заходящего солнца белое облако.
Женщина была пьяна и, нисколько не смущаясь, смеялась.
Взглянув на лицо женщины, Мамед-ага выхватил кинжал.
- Ах, ты... твою!.. Тути! Это ты?
Он замахнулся кинжалом, но не успел опустить его, Саллах-Сулейман, ловко выхватил у него кинжал и стал избивать его.
Выяснилось, что жена Мамед-ага Тути пришла развлекаться с Саллах-Сулейманом, а Мамед-ага ничего не подозревая, привел с собой другую женщину.
