конституцию, данную Мамед-Али-шахом и ему подобными. Я теперь понял, что конституции и всякие свободы, дарованные падишахами, не более, как один из способов защиты короны и престола. До сих пор я думал, что Мамед-Али-шаха обманывают его окружающие. Оказалось не так. Пусть слышат это и наши товарищи, сторонники конституции: я проливаю кровь за их идеи, но если после нашей победы я увижу, что они довольствуются одной конституцией и одного Каджара заменяют другим, я отделяюсь и от них. Как знать, быть может я паду как раз от их руки.
После этих слов Саттар-хана, Багир-хан вынул изо рта мундштук кальяна.
- Господин сардар прав, - сказал он, - и я того же мнения.
Я готов был кричать от радости. Теперь я чувствовал, что вижу перед собой разумного, идейного, здравомыслящего вождя, а не первобытного героя, лезущего в огонь и воду, не понимая, ради чего.
УРОКИ ПОЛИТГРАМОТЫ
Неожиданно войдя в комнату, я заметил, как Нина торопливо что-то спрятала. Она старалась казаться спокойной, но по тому, как пульсировала кровь в жилах, выступивших на ее белой шее, чувствовалось учащенное биение ее сердца. Она держала в руках книгу.
Нина сильно увлеклась принесенными мною книгами. Особенно ее интересовали вопросы классовой борьбы, и она усердно изучала методы этой борьбы.
Нина по обыкновению начала обсуждать со мной прочитанное.
- Меня очень интересуют основы классовой борьбы. Вот я читаю эту книгу и совершенно ясно понимаю историю русской революции, значение политической борьбы для завоевания диктатуры пролетариата и причины поражения революции пятого года. Но я не могу разобраться в основных причинах Иранской революции и в ее классовых противоречиях.
- Конечно, тебе трудно будет разобраться в этом, так как это не промышленная страна. Здесь на стороне революции выступают городская беднота, разорившиеся переселенцы-крестьяне, мелкие торговцы, кустари, хозяева мелких промышленных предприятий и мелкая буржуазия. Против же революции борются крупные помещики, мелкие феодалы и аристократия. Сравнивать эту борьбу с борьбой в России в пятом году нельзя, так как в иранской революции не участвует основной элемент революции - промышленный пролетариат. Эти два вида борьбы как по своей форме, так и по содержанию, совершенно различны. В соседстве с Ираном нет крупных промышленных стран; это же имеет немалое значение для характера революционного движения. Именно потому, что руководители иранской революции не связаны с революционными организациями промышленных стран, теперешнее движение приняло форму первобытного, неорганизованного восстания.
Каждый раз, как я приходил к Нине, она наряду с устаревшими рассуждениями о любви, заводила разговор и о политике, о методах классовой борьбы.
Последние дни я часто не заставал ее дома. Она говорила, что ходит к Тахмине-ханум провести время с ее дочерьми и невесткой Назлы-ханум.
Такие отлучки Нины стали обычным явлением, и я решил проследить, куда она ходит.
Однажды, когда Тахмина-ханум пришла убрать мою комнату, я завел с ней разговор о Нине и между прочим сказал, что она каждый день бывает у них и очень любит ее семью. Тахмина-ханум подняла голову и сердито взглянула на меня.
- Да, очень часто бывает, - сказала она сурово и опять продолжала свою работу.
Краткий ответ Тахмины-ханум, похожий на намек, еще больше усилил мое подозрение.
'Женщина что-то знает', - подумал я и решил выведать у нее тайну. Я имел основания подозревать Нину, так как выследил, что к Тахмине-ханум ходят еще какие-то молодые люди, и именно в то время, когда там находится Нина.
Меня беспокоила не ревность - я не признавал односторонней любви. Но я должен был знать любит ли девушка кого-нибудь другого, и причину ее измены. Больше всего меня огорчало участие Тахмины-ханум в этой измене.
Прежде всего я решил разузнать о молодых людях, посещающих этот дом. Я вызвал Тутунчи-оглы и поручил ему собрать сведения о молодежи, посещающей дом Тахмины-ханум, причем строго запретил ему говорить об этом Гасан-аге. Через несколько дней Тутунчи-оглы принес мне список семи молодых людей. Все они оказались старыми товарищами Гасан-аги по ковровой фабрике.
Нина держала в своих руках нити всех наших тайн и могла причинить нам непоправимый ущерб. В случае чего, надо было немедленно принять меры, чтобы обезвредить ее.
Я решил задобрить Тахмину-ханум и заставить ее выболтать тайну этих сборищ.
По дороге домой я купил на платья ей и ее дочерям, ходившим в лохмотьях.
При виде подарков Тахмина-ханум растерялась от радости.
- Сын мой, дай бог нам одеть эти платья на твою свадьбу! - сказала она со вздохом.
Эти ее слова дали мне возможность тотчас же приступить к выполнению моего замысла.
- Тахмина-ханум, я уж не жду для себя этого, - сказал я с деланной грустью.
- Почему, мой сын?
- На ком я могу теперь жениться? Какой девушке можно доверить, чтобы связать с ней свою жизнь? Характеры их изменились, а сердца, что зеркало, сегодня отражают одного, а завтра - другого.
- Я думаю, что Нина-ханум не из таких девушек, - сказала Тахмина-ханум серьезно, - она прекрасная девушка. Таких девушек я мало встречала среди чужеземок. И тебя она любит всем сердцем.
- Это правда, Тахмина-ханум, но то, что вы говорите, было раньше, теперь же... - и я многозначительно замолчал.
- Как это 'теперь'?! - удивленно спросила Тахмина-ханум. - Что случилось теперь? Ты ли состарился, или Нина-ханум состарилась? Слава аллаху, вы оба молоды и как нельзя лучше подходите друг к другу.
Зная ее любовь к Нине, я решил еще больше разжечь ее.
- Нину никогда нельзя найти дома, - сказала я, - целыми днями она пропадает у вас в компании молодежи.
Я попал в цель. Спичка была брошена в порох. Тахмина-ханум швырнула веник и, вплотную подойдя ко мне, устремила на меня возмущенные глаза.
- Если ты еще раз повторишь эти слова, то ноги моей не будет в этом доме. Думать о Нине-ханум плохое, не верить в ее чистоту, честность и в ее верную любовь - бессовестно. Особенно не подобает это тебе. Ты отлично знаешь ее. В моем доме ничего плохого не может быть, у меня свои дочери. Я не хотела говорить тебе, я дала клятву, но я не хочу, чтобы расстраивалась ваша жизнь, и вынуждена сказать все. Только ты должен поклясться, что никому, даже самой Нине-ханум, ничего об этом не скажешь. Если Нина- ханум узнает, что я выдала ее тайну другому, она перестанет разговаривать со мной.
- Я не скажу никому, - ответил я равнодушно. - Какое мне дело? Раз девушка любит другого, а не меня, что я могу поделать?
Тахмина-ханум рассердилась еще больше.
- Пусть я увижу смерть своего единственного сына Гасан-аги, если говорю неправду: здесь нет никакой любви и измены. Раз ты не веришь, я скажу правду. Только скажи, что поверишь.
- Конечно, поверю! - успокоил я ее.
Она придвинулась ко мне и зашептала:
- Уже несколько дней, как Нина-ханум, собрав товарищей Гасан-аги, занимается с ними. Раньше она занималась с Гасан-агой, а потом позвала и его товарищей. Она учит их.
- Чему она их учит?
- Этого я не знаю. Они держат в секрете. У нее две книжки.
После этих слов Тахмины-ханум я понял, что Нина открыла кружок для рабочих ковровой фабрики и ведет с ними политические занятия.
Теперь уже я сам стал просить Тахмину-ханум:
- Раз это так, то никому не открывайте этой тайны, даже дочерям не говорите.
- И дочери, и невестка учатся, - сообщила Тахмина-ханум.
Нина усиленно занималась политикой, читала книги, задавала вопросы.
Как-то разговор зашел о Саттар-хане и Нина спросила о его 'классовой физиономии'.
Я понял, что ей хотелось знать. Очевидно, Нина хотела разъяснить этот вопрос в своем политкружке, поэтому надо было серьезно задуматься над ответом.
