кустарях, архангельских сказителях, владимирских офенях, серебряных блюдах сасанидской династии, найденных в прикамских курганах, о теплоуховской коллекции, зырянах и вогулах, старце Кузьмиче и еще о многом, что им было ведомо и дорого и о чем ученые узнают только от местных простачков. В заключение отец Яков не только пристроил готовые статейки, которым не нашлось места в столичных изданиях, а даже получил аванс за две книжки, написать которые обещался незамедлительно: одна 'По местным музеям Севера', а другая - 'Дурачки, юродивые и кликуши по теченью Волги от истоков до устья'. Удача исключительная! Впервые труды отца Якова были оценены знающим и про-све-щенней-шим человеком! И еще было ему обещано устраивать в трех газетках, в Самаре, Казани и Нижнем, его будущие 'Заметочки землепрохода'. Наконец, новый знакомый предложил свидетелю истории хранить в своем архиве, в полнейшем секрете и в неприкосновенности, все тетрадочки 'Летописи отца Иакова Кампинского', каковые он и должен отовсюду выписать, привести в порядок и передать в запечатанном виде, чтобы, в случае какого несчастья, все полностью осталось для потомства.
Это уж не просто удача, это - истинное счастье! И с деньгами в кармане широкой рясы отец Яков погрузился в поезд и направился по Великому Сибирскому пути. А в портфеле его прибыло много новых и самонужнейших адресов и рекомендаций.
И в пути повезло: познакомился с отменным ученым и приятнейшим человеком, членом экспедиции в Монголию от Географического общества. Ехали, правда, в разных вагонах, но на многих станциях встречались и вступали в беседу.
И лишь одно омрачило прекрасное настроение отца Якова: в тот же поезд села в Челябинске молодая особа, как будто та самая, которую он видел в Петербурге в высоком учреждении и которая очень уж была похожа на преступную дочь рязанского доктора, ныне находящуюся в бегах. Вот странная судьба! От чего бежал - с тем и встретился! А если это она, и если ее в пути обнаружат и заберут, и если окажется тут же поблизости запрещенный поп, передавший ей в тюрьму баночку варенья, и если сопоставят, что это он и пристроил в ту же тюрьму сироту Анюту,- хотя и не виноват он, а кто поверит, что все это является делом чистого случая? И так как безумная храбрость не была в числе добродетелей отца Якова, то на душе его было .несколько тревожно: как бы не вышло неприятной истории!
И тревожно, и, однако, весьма пре-лю-бо-пытно! Можно бы без труда задержаться в пути денек и поотстать,- но и загадку разгадать очень хочется! Может случиться, что раскроется она без всякого риска и жизненных осложнений. Впрочем, отец Яков и без того почти не сомневался, что с ним в поезде, печальным трауром прикрывшись, едет страждущего родителя отчаянное дитя. Кого видел раз, того отец Яков не забывал; а дочку Калымова, когда она была, правда, еще помоложе, отец Яков видел не раз, это только она могла его, попа, запамятовать, а он не из таких. И в Питере была она же парадной барыней, и тут она же в черной вуали! Ошибиться трудно!
После Омска, выждав контроль, отец Яков, всегда осторожный, спросил кондуктора:
- А что, милый человек, если пройду я в помещение второго класса повидать приятеля,- с билетиком недоразумения не выйдет?
- Отчего же не пройти, батюшка, пройдите, у нас не строго.
- То-то я думаю, чтобы штрафа не уплатить потом!
- Проходите свободно. Это которые едут зайцем, а вы лицо духовное.
Сообщения между вагонами не было, и на ближайшей станции, подобрав полы рясы, отец Яков занес ногу на лесенку вагона второго класса.
'Сам ты, поп, в огонь лезешь! А впрочем, может статься, что ничего особенного, а одно недоразумение'.
В купе было двое - Белов и дама. Отец Яков поклонился, в глаза даме не глядя, и произнес с пермяцким оканьем:
- А роскошно, роскошно живете! Диваны мягкие и все удобства. Хороши наши дороги, говорят - лучше европейских.
- Присаживайтесь, батюшка. Вот и со спутницей познакомьтесь, тоже в Иркутск едет.
- Очень приятно! Яков Кампинский, священнослужитель и землепроход.
Наташа поздоровалась без особой приветливости.
- Удовольствия ради или родственников имеете в сибирской столице?
Спросил совсем как тогда: 'Родственников имеете в Государственном совете?' И она ответила:
- Еду ненадолго к родным.
- А откудова изволите ехать?
Что она ответила ему тогда на такой же вопрос? Кажется, что она москвичка!
- Еду из Москвы.
Отец Яков прикинул в голове, что путь из Москвы словно бы попроще и нет надобности пересаживаться в Челябинске с северного поезда. Но дело не его, могли быть у молодой особы заезды в другие города.
- Вопрос нескромный - имели тяжкую потерю? Говорю в рассуждении печального наряда.
Назойливый, однако, поп! Наташа сказала, что у нее умер муж. Отец Яков выразил соболезнование, прибавив, что людям посылается испытание, но что годы приносят если не забвение, то утеху в невознаградимой потере. Еще полюбопытствовал:
- По имени-отчеству как звать прикажете?
- Ольга Сергеевна.
'Сергеевна - это точно,- подумал отец Яков.- Но помнится, что скорбный родитель называл Натулей, значит, Наталья. И однако, возможно и недоразумение. Держится уверенно молодая особа!'
И вдруг она сама, прямо и без робости, сказала:
- А я вас, батюшка, кажется, раньше встречала, только не помню где. Словно бы в Петербурге на каком-то заседании. В Петербурге вы не бывали?
От неожиданности отец Яков смутился и ответил уклончиво:
- Кто же не бывал в сей столице! Град Петров и окно в Европу. По малым моим делам бывал повсюду, а где не бывал - норовлю побывать.
А про себя подумал: 'А смела, смела!'
Прогромыхал мост, и заговорили о сибирских реках, об Енисее и Оби, и о том, что река Лена в своем устье достигает ширины в несколько сотен верст, так что, собственно, и представить трудно: на таком пространстве в Европе умещается целое государство. Белов рассказывал про озеро Байкал, как в большие морозы на нем замерзают при всплеске волны, да так и остаются замерзшими громадами до оттепели. Говорили о рыбе кете, которая поднимается вверх по течению рек в таком несметном количестве, что вываливается на берега и служит пищей разному зверью, о Приамурье, где зима суровая, а летом растет виноград и где в кедровых лесах, увитых лианами, водятся тигры,- и вообще о чудесах и богатствах Сибири. Все это Белов видел, а Наташа и отец Яков постигали руссейшими своими сердцами и, постигая,- гордились, что вот она какая, Россия, шестая часть света! В разговорах забыли про малые свои дела и личные беспокойства. И совсем нечаянно, увлекшись, Наташа сказала:
- А вот у нас, на Оке...
Спохватилась и добавила, что это ей рассказывали, как однажды на Оке, под Рязанью, поймали мужики огромную белугу. Отец Яков и глазом не моргнул, только погладил бороду:
- Бывает на российских реках всякое, и однако, супротив сибирских они много помене.
Но в дальнейшем замолчал, а на ближайшей станции, попрощавшись, пересел в свой вагон.
-- Портфельчик там у меня остался, а народ садится всякий. И дело к вечеру - подремать в пути не грешно. Прощенья просим!
В стороне остался Томск, миновали Красноярск, Канск, Нижнеудинск и к концу многодневного пути подъезжали к Иркутску. Совместное путешествие сближает, и Наташе казалось, что она давно и хорошо знает Ивана Денисовича. Он не только интересный человек, а и удивительно тактичный. Много раз имел повод задать ей какой-нибудь вопрос, на который ей было бы трудно ответить, пришлось бы выдумывать ответ,- и ни разу он этого не сделал. Спросил только, где она училась; она ответила, что была на курсах в Москве и Петербурге, и больше он не расспрашивал. А между тем именно такому человеку можно, по-видимому, во многом довериться.
За час до приезда он спросил:
-- Вы что же, останетесь в Иркутске надолго?
Она помедлила с ответом, потом сказала:
