Крамера 'На последнем берегу'.
В Соединенных Штатах все больше дает о себе знать новый социальный недуг: неконтролируемому росту городов сопутствует неконтролируемый упадок центральных городских районов. Та же причина, что сделала зажатый реками Нью-Йорк городом небоскребов, - дороговизна земли, а значит, и жилья, плюс новые возможности, которые открыла в быту американца автомашина, - пробудила тягу к тому, чтобы работать в городе, а жить в предместьях.
Поначалу в приливах и отливах 'дневного населения' видели прежде всего транспортные проблемы - они и поныне продолжают обостряться. По мере того, как растет число личных автомашин, приходит в упадок городской транспорт, которому все труднее сводить концы с концами.
Поставить на улице американского города машину куда труднее, чем у нас найти такси. Вдоль тротуаров установлены счетчики, разрешающие стоянку только на 30 минут. Причем бросить сразу несколько монет, чтобы оставить машину, скажем, на три часа, нельзя. Каждые 30 минут надо снова подходить к счетчику и бросать плату. Если время просрочено, появляется красный сигнал, и циркулирующий вокруг счетчиков полицейский выписывает штраф.
Приходится оставлять машину в подземных гаражах, которые оборудованы под большинством многоэтажных зданий. Здесь все организовано четко: въехал, бросил машину с ключом и незапертыми дверцами, получил на нее талончик, на котором автомат пробивает часы и минуты. Корешок этого талончика тут же пневматической почтой отправляется куда-то вниз. Потом, когда приходишь за машиной, предъявляешь талон, и служащий выкатывает машину наружу.
Каждая стоянка стоит несколько долларов. Если же учесть, что Нью-Йорк, вернее Манхэттен, - это остров и в течение дня приходится не раз ездить по мостам, за что тоже взимается плата, то содержание автомашины в Нью-Йорке обходится, может быть, лишь немногим меньше, чем поездки на такси.
Специалисты пришли к выводу, что решить вопрос о заторах в часы пик, об автостоянках в черте города можно, лишь выманив американца из собственной машины кардинальной реконструкцией общественного транспорта.
Предпринимаются попытки создать новые типы электропоездов, проложить специальные магистрали или предоставить преимущественное право движения для автобусов-экспрессов, удорожить городские автостоянки.
И вот тут-то всплывает и другая сторона проблемы. Муниципалитетам не под силу затраты на серьезную модернизацию общественного транспорта. Ведь с переселением наиболее состоятельных людей в предместья пришли в запустение многие жилые и торгово-увеселительные кварталы, сократились налоговые поступления.
Контраст центра и окраин сохранился, но полюсы поменялись местами. Безрадостные многоэтажные громады с закопченными стенами, с зияющими окнами, с гирляндами сохнущего белья - эти метастазы Гарлема бросаются в глаза на некогда фешенебельных улицах Манхэттена.
'Чтобы жить в Нью-Йорке, надо быть или очень богатым, или уж очень бедным' - этот распространенный афоризм наглядно иллюстрируется статистикой. За шестидесятые и семидесятые годы более миллиона состоятельных ньюйоркцев перебрались в пригородные дома, а на смену им в городской черте осело примерно столько же негров и пуэрториканцев.
Перемены в составе населения еще разительнее в Вашингтоне, который стал на три четверти 'цветным'. После шести вечера столица США пустеет столь же стремительно, как нью-йоркский Центральный парк (и становится столь же небезопасной для прогулок в одиночку).
Так же обстоит дело в Чикаго, Питтсбурге. К перенапряжению транспортных артерий - своего рода гипертонии - добавилась еще одна болезнь: в сердце города отмирают участки живой ткани.
Диагноз тревожный. Какие же предлагаются методы лечения? Один из них такой: не предпринимать ничего, пока условия жизни в предместьях не ухудшатся настолько, что маятник двинется в обратном направлении. (Эта тенденция уже обозначилась.) Знакомая идея! Консерваторы в токийском муниципалитете в свое время подобным же образом подходили к проблеме не поддающегося регулированию роста японской столицы. Они предлагали дождаться, пока жизнь в городе-гиганте станет невыносимой и сама по себе вызовет стихийный отлив жителей. Японцы сейчас мечтают: иметь бы такие автомагистрали, как в США! А с новыми приобретениями приходят, оказывается, и новые заботы.
Рост города за счет окраин при одновременном 'вымирании' центральных районов (именуемый теперь специалистами по проблемам урбанизации как 'эффект бублика') был еще много лет назад прозорливо предсказан американским писателем Стейнбеком.
'Когда город начинает раздаваться, расти вширь от окраин, - писал Стейнбек, - центр его, составлявший раньше его славу, бросают, если можно так выразиться, на произвол времени. И вот стены домов начинают темнеть, уже чувствуется здесь запустение; по мере того как арендная плата падает, в эти кварталы переселяются люди менее состоятельные, и на месте процветающих когда-то фирм заводится мелкая торговля. Центральные кварталы все еще слишком добротны, чтобы их обрекли на снос, но в то же время уж очень несовременны - они больше никого не привлекают. Кроме того, людская энергия уже устремилась к новым начинаниям, к строительству крупных торговых центров за городской чертой, к кинотеатрам на открытом воздухе, к новым жилым кварталам с широкими газонами и оштукатуренными зданиями школ, где наши детки утверждаются в своем невежестве. В районе старого порта, тесного, закопченного, с булыжной мостовой, воцаряется безлюдье, нарушаемое по ночам отребьями рода человеческого, смутными тенями, которые только и знают, что искать забвения с помощью сивухи. Почти в каждом знакомом мне городе есть такие затухающие очаги насилия и отчаяния, где ночь вбирает в себя яркость уличных фонарей и где полисмены появляются только попарно, Мне думается, предсказывал Стейнбек, - что, подобно маятнику, который неизбежно качнется в обратную сторону, эти непомерно раздувшиеся города в конце концов лопнут и, исторгнув детищ из своего чрева, снова разбросают их по лесам и полям. Подспорьем моему пророчеству да послужит уже приметная тяга богачей вон из города'.
Наивный протест против засилья непомерно расплодившихся автомашин нашел воплощение в велосипедном буме, охватившем Соединенные Штаты. Велосипед стремительно завоевывает популярность. Причем не только у молодежи, но среди всех возрастных групп, и не только как здоровый вид досуга, но и как удобный вид транспорта, который даже становится преобладающим в университетских городках и многих жилых предместьях.
Перспективность новой тенденции оценена с присущей американцам деловой хваткой. Платные камеры хранения для велосипедов уже создаются возле железнодорожных станций, загородных универмагов и кинотеатров, оборудуются в поездах и автобусах. Выпущен разборный велосипед, который умещается в багажнике машины, даже в рюкзаке. Штаты Калифорния, Орегон, Вашингтон в законодательном порядке решили отчислять один процент налога на бензин для строительства тоннелей на перекрестках, а также барьеров, которые защищали бы велосипедистов от автомобильного потока. Туристские фирмы энергично ведут прокладку специальных велосипедных дорог в живописных местах.
Это, разумеется, не означает, что американец вовсе откажется от автомашины и пересядет на велосипед. Но примечательно, что с восьмицилиндровыми моторами мощностью в двести - триста лошадиных сил кое в чем начнет конкурировать двигатель в одну человечью силу...
И все-таки Соединенные Штаты - автомобильная страна, населенная племенем водителей. Мало сказать, что американец сжился с автомобилем. Стихия гонки стала для него привычной формой существования, образом жизни. Такие черты американского характера, как предприимчивость, деловитость, собранность, целеустремленность, обязательность, на мол взгляд, в немалой степени порождены отношением к жизни как к гонке, где дать себе малейшую поблажку - значит отстать.
Мне довелось близко узнать другие народы, которые слывут трудолюбивыми: китайцев, японцев. Но даже на их фоне поражает какая-то неистовая одержимость, с которой американцы работают - то есть делают деньги, особенно в лучшие годы своей жизни. Они, как правило, не откажутся ни от сверхурочных, ни от дополнительного заработка на стороне, если выпадает такая возможность.
Какого бы достатка и положения ни был человек, его время всегда расписано по минутам недели на две вперед. Он запрограммирован на максимальную эффективность, на полную отдачу. Его избавляют от дел второстепенных, не соответствующих его квалификации, зато выжимают до капли все, что входит в его прямые обязанности.
