амуниции в Лабинском полку из его рук. Мастера у него первоклассные. Что седла, что сбруя али там чехлы, кобуры и все такое. Как это вы догадались к нам? Понятно: поближе к другу. Только вот супруга ваша не заскучает ли одна, коли придется жить в горах и в лесах?
- Летом она будет со мной в Гузерипле.
- Да, конечно, - просто сказала Катя. - Будем жить там. А на зиму переберемся поближе к людям. В Хамышки, например, если там нужен фельдшер.
- Еще бы не нужен! Ну, смелая вы, как видно! - И Щербаков с возросшим интересом осмотрел ее.
- Какое-нибудь жилье на кордоне есть? - спросил Саша.
- Сторожка, - ответил я. - Ее надо расширить, обиходить. Хуже дело с дорогой. Только в сухую погоду, летом.
Словом, мы очень быстро договорились, и на вопрос Щербакова, когда Александр Яковлевич приступит к делу, Саша без раздумья ответил:
- Немедленно.
Старший егерь посмотрел на меня.
- Снаряжение, проводы беру на себя. Попросим Кожевникова, он сейчас на Кише, там недалеко.
- Тогда и лошадок возьмем с Киши, - решил Никита Иванович. - Ютнера известить надобно, как считаешь, Михайлович?
- Непременно, - ответил я, решив, что тут спешить не следует.
Пока мы подбирали утварь, продукты, материалы, наши гости старались не выходить из дому. Лишь вечером мы втроем уходили за реку и там наговаривались обо всем на свете.
На Кишу послали хлопца с письмом. Через пять дней кони стояли на нашем дворе. Кожевников велел передать, что встретит караван в Хамышках. Также, передавал он, сюда прибыли гости из Петербурга, у них письмо от Ютнера, чтобы помочь и проводить. Фамилия того ученого... Тут посланец растерялся. Запамятовал.
- Динник? - подсказал я, вспомнив письмо Шимкевича.
- Не-е... Фамилия его... Филатов, вот какая фамилия, - обрадовался хлопец.
Филатов?.. Этого зоолога я знал по Гатчине. Ну что ж, пройдем по горам одним заходом. И новый егерь узнает свои владения, и гость увидит зубров с оленями и турами. Экспедиция не на один день. Значит, сегодня непременно письмо Дануте.
О том, что путешествие займет больше недели, сказал родителям. Огорчились, конечно. В такое-то время...
- Если что от Дануты, - добавил я, - тогда сообщите Никите Ивановичу, он отправит посыльного.
Саша тщательно готовил винтовку. Подумав, я отдал ему свой револьвер. К моему удивлению, он тотчас передал его Кате.
На мой немой вопрос она сказала:
- Обучена. Не беспокойтесь.
И, уверенно прокрутив барабан, осмотрела патроны, ствол, привычным движением вложила в кобуру. Как заправский военный.
Еще пастух не выводил станичное стадо, когда наш караван миновал последнюю станичную улицу и стал подыматься на пологую возвышенность по левому берегу Лабенка.
Катя ловко сидела на коне. Она была в брюках, сапогах; на широком ремне тяжело обвисала кобура. Саша наездником мог считаться лишь по званию казака, сидел неловко, гнулся вперед, винтовка у него съезжала чуть ли не поперек спины, он без нужды дергал повод. Караван вытянулся гуськом по той самой тропе, где покушались на мою жизнь.
Захламленный лес поразил Сашу.
- Что это? Похоже, лесорубы берут одни толстые комли в шесть - восемь аршин длиной, а остальную древесину бросают. Так?
- Клепку из дуба делают, с тонкомером возиться не хотят. А пихта идет на дрань. Станичники лес не любят. Вот поохотиться...
- Но есть же лесничий, лесники?
- За бутылку самогона десятину леса отдадут эти лесники, - сказал я, вспомнив Семена Чебурнова, на которого, по слухам, Улагай переложил все свои дела.
Мы шли с одной ночевкой, через Даховскую, стараясь приехать в Хамышки к темноте, чтобы не привлекать особого внимания. Это удалось. Проехали безлюдной улицей, завели коней во двор Телеусова, и тут, на крылечке, я увидел Филатова.
Он выглядел бравым, сильным, руку пожал крепко, широко улыбнулся, показав прекрасные зубы. Умный и пытливый взгляд доказывал, что человек он незаурядный. Словом, понравился; в моем представлении ученый и должен быть таким. На вопрос, как он проехал через Блокгаузное ущелье, ответил иронически:
- Как сквозь Дантово чистилище. Справа - ад, слева - ад. Пронесло. Зажмуркой. И далее предстоит такая же дорога?
- Случается и похуже.
- Но с вами, я вижу, едет женщина! Бесстрашное существо!
Мы тут же поговорили и о деле. Выяснилось, что он имеет поручение Академии наук хотя бы приблизительно определить поголовье горного зубра на Кавказе, а если удастся, убить одного-двух для Петербургского музея. О содействии Филатову в этом поручении писал Ютнер в записке на мое имя. С Филатовым для этой цели приехал и препаратор.
- Вы были в Боржоме? - спросил я.
- Ютнер сейчас в Петербурге, мы виделись там, - сказал Филатов. - Очень болен.
Когда я предложил Филатову наши последние подсчеты зубров, он откровенно обрадовался. Дело сделано! И тотчас согласился ехать с нашей экспедицией на северный кордон. Там ведь тоже можно поохотиться, раз есть зубры?
Мы переглянулись с егерями. Телеусов даже отвернулся. Лишь потом, наедине, сказал, что на примете у него есть больной бык в кишинском стаде; может, пожертвовать? Я кивнул: можно.
За поздним ужином Филатов рассказал, что происходит с давним предложением академии об устройстве заповедника на Кавказе.
- Обоснование по письмам вашего Шапошникова составил академик Насонов, документ получился убедительный. Великий князь возражений не высказал. Знаю, что посылали бумаги в канцелярию наказного атамана Войска Кубанского. Не знаю, читал их генерал Бабыч или нет, но ответ из Екатеринодара получили более чем странный. Станичные юрты не против передачи горных лесов заповеднику, но при этом требуют выполнить два условия: передать им взамен лесов казенные плавни в устье Кубани, богатые рыбой и зверем. А также все высокогорные луга для летнего выпаса скота. Тем более, что Охота уже предоставляла им эти луга.
- Далеко не все, - уточнил я. - У южной границы. И на плато Лаго-Наки.
- Ну подумайте сами, какой это заповедник, если зубровые и оленьи пастбища все лето будут наводнены домашним скотом! Вооруженные пастухи, жилье. Насмешка над заповедностью. В общем, стороны к согласию не пришли, нужное для России дело годами остается нерешенным.
- А если подать на высочайшее имя? - Это спросил Телеусов. Он верил высочайшему имени.
- Ах, да! Было и это, - вспомнил зоолог. - Эдуард Карлович Ютнер рассказывал, как Шильдер, Андриевский и другие лица из приближенных к особе государя подготовили ему на подпись указ об учреждении Кавказского научного заповедника. Все честь честью, визы, согласования, решение Межведомственной академической комиссии. Говорят, император прочитал лишь заголовок и отложил в сторону, не сказав ни слова. Напоминать ему сочли непочтительным. Так и повис наш заповедник в воздухе.
- На тонкой ниточке висит, - проворчал Телеусов. - Прослышат в подгорных станицах, что хозяина нет, осмелеют браконьеры до наглости. И уж тогда нам не сладить.
Я вспомнил и о нашем зубренке:
- Вам не приходилось слышать о том малыше-зубренке, которого вы смотрели в Гатчине? Мы увезли его тогда в Беловежскую пущу. Какова судьба?
