вполоборота, а когда наконечник копья, скользнув по стали, ушел в сторону, врезал левой рукой, на которой еще оставалась рукавица, в лицо врагу. Головки заклепок разорвали кожу, оставив четыре глубокие царапины, из которых хлынула кровь (как будто по щеке протащили плуг, с плугом хорошо получалось у Клефаса, но Клефас всегда ленился, а вот Горгас никогда не подводил), но кочевник не упал, а дернул копье к себе, чтобы нанести второй удар, который довершил бы дело, если бы Бардас не ухватился за острие. Противник, однако, сохранил больше сил и рывком освободил копье; причем острые края наконечника разрезали ладонь и пальцы Бардаса...
Что ж, никогда не угадаешь, где обнаружится слабина.
Он разжал пальцы и едва успел пнуть противника в колено. На этот раз кочевник упал, и Бардасу ничего не оставалось, как въехать ему в зубы каблуком. Времени на то, чтобы поднимать копье, уже не оставалось. На него наступали с трех сторон, а он был без оружия. Жаль, Бардасу удалось углубиться в их колонну на три четверти, войти клином, почти рассечь шов; за движущимися фигурами уже виднелась спасительная тьма. Однако теперь, не имея ни меча, ни копья, ни молота, он был только наковальней. Бардас сделал несколько шагов назад, повернулся и побежал...
Получилось не так хорошо, как хотелось бы. Доспехи мешали, болтаясь из стороны в сторону, сковывая движения. Он знал, что должен избавиться от них во что бы то ни стало, срезать с себя эту вторую кожу. Впрочем, даже без брони шансов уйти далеко почти не было. Рано или поздно он споткнется в темноте обо что-то и упадет...
Он и упал, причем не слишком удачно, разбив голову о камень, а когда открыл глаза, то увидел, что налетел на обозный фургон. Сил подняться, а тем более остаться в вертикальном положении у него не было, поэтому он лег на живот и заполз под повозку.
Усталость навалилась, как обрушившийся потолок перехода, и Бардас на секунду зажмурился...
...и, как обычно, оказался в шахте. Тем не менее - хотя его и окружала кромешная тьма - он видел брошенную тачку, а под ней лицо спрятавшегося мальчика, уставившегося на него полными ужаса глазами. Конечно, это был Темрай, но в то же время и Теудас, которого он вытащил из-под повозки при Падении. 'Почему ты так боишься меня, Теудас?' - спросил Бардас, но мальчик молчал и даже не пошевелился...
- Вон он. - Бардас открыл глаза и снова увидел лицо Темрая, вождя кочевников, стоявшего ярдах в двадцати вверх по склону. - Там, под фургоном, - визжал Темрай, - видите? Убейте его! Скорее же убейте его! Ну!
Трое с пиками и саблями, люди из личной охраны Темрая, ринулись к Бардасу. В следующее мгновение они уже тыкали пиками, стараясь достать его, как человек, ищущий под столом закатившуюся монету. Бардас откатился: копье царапнуло щеку, разрезав кожу, но ему удалось сжаться в комок и выкатиться из- под повозки с другой стороны (в шахтах приходилось делать и не такое). Он поднялся, ухватившись за заднее колесо, и снова побежал.
Оглянувшись через плечо, Бардас заметил, что преследователи уже обежали фургон и теперь несутся вслед за ним, проявляя редкое профессиональное рвение, наблюдать которое ему не приходилось со времен войны Максена, когда некий молодой человек, влезший в конце концов в эту вот вторую, змеиную шкуру, гнал кочевников навстречу тьме и кошмарам ночи, и все вокруг звенело, горело и несло запахи приближающегося рая.
Пора сделать что-то умное. Он сбавил шаг, дожидаясь первого из преследователей, а когда тот уже бросился на него, присел, и кочевник, споткнувшись, перелетел через его спину и глухо шлепнулся на землю. Бардас вскочил и встретил второго ударом в лицо левой рукой, на которой еще болталась рукавица. Что-то хрустнуло - наверное, нос, - бедняга пошатнулся и ошалело посмотрел на противника круглыми от ужаса глазами. Не теряя времени Бардас выхватил у него саблю и перерезал кочевнику горло.
Теперь, когда у него снова было оружие, Бардас уже не опасался третьего. Легко отбив выпад пикой, он одним движением отсек бедолаге левое ухо и, повернув саблю в горизонтальное положение, полоснул его по горлу. Ему было плохо знакомо это оружие - изогнутый клинок не подходил для уколов, рукоять была слишком мала, - но оно имело преимущество над голыми руками. Сделав секундную паузу, чтобы обдумать дальнейшие действия, Бардас повернулся и потрусил в обратном направлении, туда, где был Темрай.
Парочка оптимистов попыталась преградить путь, но они задержали его ненадолго. Темрай словно прирос к земле; он стоял, трясясь, как кролик, с белым от страха лицом и широко открытыми глазами. Бардаса отделяло от цели всего лишь несколько ярдов. Один из телохранителей сумел ударить его по правому наплечнику и тут же заслужил короткое 'спасибо'. Теперь между ним и вождем оставалось только двое. Конечно, смерть Темрая ничего не решит возможно, она означала бы победу в войне, но это интересовало Бардаса в последнюю очередь, - но по крайней мере он смог бы немного восстановить симметрию. Ничего лучше он не придумал. Блок... поворот кисти... клинок вниз и молниеносное движение слева направо, под самым подбородком - вот и еще одним меньше. 'Спасибо', - пробормотал он и в этот момент, слегка повернув голову, увидел то, что заставило его забыть и о Темрае, и о войне, и о симметрии в истории. Он увидел брешь.
Брешь была маленькая. Крохотный разрыв между двумя шеренгами, и она быстро сокращалась, но если поспешить... Бардас знал, что если успеет прорваться, то попадет на дорогу, и тогда ему уже не придется отвоевывать каждый шаг.
- За ним, - крикнул кто-то, возможно, Темрай.
Стрела задела левый налокотник и ушла в сторону наступающей цепи. Дважды Бардас едва не упал: в первый раз, когда споткнулся о голову убитого, а во второй, когда наступил на край воронки, - но вес доспехов спас его в обоих случаях, придав дополнительную силу инерции, что позволило сохранить равновесие, устоять на ногах и продолжать бег. В конце пути пришлось оттолкнуть одного и рубануть по плечу другого, но он все же выбрался на дорогу...
...которая, разумеется, находилась в плачевном состоянии после нескольких дней постоянной бомбардировки. Бардас едва сделал десяток шагов, как земля поползла под ногами, и в следующий момент его уже несло вниз. Бардас сумел немного притормозить, раскинув руки, и в последний момент перед тем, как достичь нижней точки спуска, выставить вперед ноги. Он вскочил и побежал дальше, зная, что его преследователи не отстают. В одном месте он столкнулся с каким-то идиотом, не пожелавшим уступить дорогу, и того отбросило в сторону.
Как я неловок, подумал Бардас, только создаю помехи движению.
Внизу, там, где дорога кончалась, его встретило настоящее нагромождение тел, сваленных одно на другое, как мешки с песком у входа в дом, к которому подступает вода. Пока он перелезал через эту кучу, двое из преследовавшей его толпы успели добежать, но вряд ли успели пожалеть о собственной прыти бой здесь еще продолжался, хотя ни о каком организованном маневре не могло быть и речи; группы людей просто сходились и бились до последнего. Ворота были, конечно, заперты, но Бардас увидел сходни, которые вели к верхушке частокола, и взял курс на них. По пути он отбил пару вяло нанесенных ударов и устало, едва волоча ноги, поднялся по сходням. Там, наверху, никого не было, а потому Бардас отложил саблю и стал снимать с себя доспехи.
Дело шло быстро: там, где ремни перекрутились или заело пряжку, он просто резал их. Ему удалось избавиться примерно от половины брони, когда внизу послышались крики. Бардас повернулся и увидел группу кочевников, указывающих на него саблями и о чем-то возбужденно переговаривающихся. Он негромко выругался себе под нос, но продолжал работу, порезав руку, когда клинок соскользнул с заклепки. К тому времени, когда кочевники взбежали по сходням, Бардас освободился от своего бремени.
Они остановились на расстоянии копья, и Бардас чувствовал принесенный ими с собой запах страха. Наверное, стоило ему лишь хлопнуть в ладоши и крикнуть, и двое-трое свалились бы со сходней и убежали. Бардас не мог винить этих людей; путь к величайшей в истории победе труден, и им пришлось пройти через унижение, поражение и смерть.
- Ладно, - бодро сказал он. - Я ухожу.
Бардас встал на частокол. Глянул вниз, присел, спустил ноги и, повисев секунду на руках, оттолкнулся и прыгнул. Он упал в реку довольно неуклюже, на спину, с громким плеском, взметнув фонтан брызг.
Смертельная усталость настигла его на полпути между крепостью и лагерем, и он, придавленный ею, рухнул прямо в грязь, не имея больше сил двигаться. Радостное возбуждение, которое он испытал, вырвавшись из западни, схлынуло, горячка боя прошла еще раньше, и Бардас чувствовал только свинцовую тяжесть в ногах и боль в коленках. Он и сам не знал, сколько лежал с закрытыми глазами, вытянув ноги и
