51
Прилив накатывался на побережье Брайтона и Хоува, но между галечным пляжем и пенистыми бурунами прибоя еще оставалась широкая полоса, обнажившаяся при отливе. Почти в половине девятого солнце быстро спускалось к горизонту, однако на берегу было полно людей.
Сладкий дымок мяса, готовившегося на жаровнях, смешивался с запахом соли, водорослей, смолы. В неподвижном теплом воздухе плыли звуки окаменевшего духового оркестра, игравшего на променаде. Двое голеньких детишек копали грязь пластмассовыми лопатками с помощью плотного, сильно обгоревшего на солнце мужчины в кричащих шортах и бейсбольной кепке, который добавлял очередной слой песка к уже великолепному песочному замку.
Двое юных влюбленных в шортах и футболках брели босиком по прохладной сырой полосе отлива, наступая на спиральные следы пескожилов, перевернутые ракушки, плети водорослей, старательно обходя ржавые банки, бутылки, пустые пластиковые упаковки, крепко держась за руки, останавливаясь на каждом шагу для поцелуя, держа в свободной руке сандалии.
Беспечно улыбаясь, миновали пожилого мужчину в мятой белой, низко нахлобученной шляпе, который широко водил перед собой металлоискателем, держа его в дюйме над поверхностью песка. Прошли мимо юнца в расстегнутой рубахе, резиновых сапогах и штанах цвета хаки, копавшего червей для наживки садовой лопаткой и стряхивая их в каучуковое ведерко. Рядом стоял садок для рыбы.
Недалеко впереди чернели руины Западного причала, фантастической скульптурой вздымавшегося из бездны в меркнувшем свете. Вода прибывала быстрее, настойчивей с каждой минутой, прибой становился все выше и громче.
Волна вдруг всплеснулась, окатив голые девичьи ноги; девушка взвизгнула, пытаясь оттащить друга к берегу.
– Бен, я вся вымокла!
– Какая ты рохля, Тамара, – пробурчал он, крепко держась на ногах под ударом второй волны, которая накатила еще выше, и третьей, поднявшейся почти до колен. Махнул на горизонт с багровым солнечным диском: – Смотри, какой закат. Когда солнце опустится за горизонт, появится зеленая вспышка. Никогда не видела?
Она смотрела не на солнце, а на бревно, вертевшееся в прибое. На бревно с длинными светлыми прядями водорослей на одном конце. С ревом плеснулась большая волна, затягивая бревно назад. И когда оно перевернулось, девушка мельком, на долю секунды увидела лицо… руки, ноги… Вдруг сообразила, что за бревном тянутся вовсе не водоросли – человеческие волосы.
И закричала во весь голос.
Бен выпустил ее руку, бросился в воду. Волна ударила в колени, окатила с ног до головы, забрызгала стекла очков. Тело снова перевернулось – обнаженное женское тело с наполовину съеденным лицом, с восковой кожей. Его уносило, свои права на него предъявлял океан, как бы ненадолго выставив на обозрение.
Юноша рванулся вперед, вошел в воду по бедра, сплошь мокрый после очередной волны, схватил тело за руку, дернул. Кожа на ощупь холодная, скользкая, как у рептилии. Содрогаясь, он продолжал решительно тянуть. Сложение хрупкое, но под тягой океана тело словно наливалось свинцом. Пошло какое-то жуткое перетягивание каната.
– Тамара! – крикнул он. – Зови на помощь! Набери на мобильнике три девятки!
И внезапно упал, не выпуская запястья. Рухнул на спину в грязь, очередная волна прибоя с ревом залила лицо, забурлила вокруг. А потом он услышал другой звук – глухой дикий вой, который становился все громче, настойчивее и пронзительнее.
Замершая на месте Тамара, в ужасе вытаращив глаза, широко открыв рот, вопила. Крик, казалось, рвался из самой глубины ее души.
Бен не понял, что рука, которую он держит, начисто оторвалась от тела.
52
Зазвонил телефон. Клио приподнялась на диване, взглянула на дисплей, высветивший номер мобильника Грейса.
Пусть звонит. Обождем. Четыре, пять, шесть… Включился автоответчик, звонки прекратились. Четвертый или пятый вызов по этому телефону. Не считая мобильника.
Конечно, оставлять звонки без ответа – ребячество, рано или поздно придется ответить, только по- прежнему остается неясным, что ему сказать.
Она с тяжелым сердцем поднесла к губам стакан с вином, изумленно увидела, что он пуст. Опять. Взяла бутылку белого чилийского «Совиньона» и изумилась еще больше – осталось дюйма два на донышке. Чертыхнулась, налила в стакан. Вино едва покрыло широкое донце.
В эти выходные у нее дежурство, поэтому нельзя много пить, наверно, вообще нельзя – могут вызвать в любое время дня и ночи. Только сегодня выпивка необходима. Дерьмовый день. По-настоящему. После ссоры с Роем и бессонной ночи, ее утром в десять вызвали в морг принимать тело шестилетней девочки, сбитой автомобилем.
За восемь лет работы она почти ко всему привыкла, кроме детских трупов. Каждый раз выходит из себя. Люди горюют по детям иначе, глубже, чем даже по самым любимым взрослым, словно не способны представить, что из их жизни вырван ребенок. Не хотелось смотреть на доставленный подъемником маленький гробик, не хотелось его открывать. Девочка ляжет на стол в понедельник – хорошенькое предстоит утро.
Днем пришлось побывать в грязной квартирке в захудалом доме неподалеку от железнодорожного вокзала в Хоуве, где обнаружили тело старухи, пролежавшее как минимум месяц, по мнению ее коллеги, доктора Уолтера Хорденса, сделавшего такое заключение по состоянию трупа, количеству мух и личинок.
Уолтер ездил с ней вместе, ведя коронерский фургон. Щеголеватый любезный мужчина лет сорока пяти, всегда в аккуратном деловом костюме служащего официального учреждения. Формально он директор кладбищ Брайтона и Хоува, но в его обязанности входит также доставка тел с места смерти и бумажная
