стали переносить добычу на галеры, однако вошли в разбойничий кураж и за весельем не заметили, что ки-коны перегруппировались и неожиданно приблизились в боевых порядках. Итакийцам, несущим потери, едва удалось отплыть от берега на веслах, однако преимущество врага оказалось велико, и они не смогли подобрать убитых товарищей. Команда корабля Одиссея потеряла шесть воинов, другие команды по столько же, а когда Одиссей объявил о потерях, к нему подступил возмущенный Эврилох: «И кто в этом виноват?! Ты, неугомонный Одиссей! Зачем ты привел нас сюда, разве ты не знал, как сильно племя киконов?» Одиссей сурово ответил: «Эврилох, ты больше других был недоволен своей долей добычи из Трои, и это ты требовал на обратном пути совершить набег на ее союзников!» Поставив Эврилоха на место, Одиссей призвал к Зевсу, дабы укротить усиливающийся ветер, и дал команду плыть дальше. Корабли же Агамемнона, ушедшие на запад, с трудом и потерями прошли сквозь бури и прибыли наконец к родным берегам. Там Агамемнон в Микенах встретил смерть в результате заговора своей неверной жены Клитемнестры.
Кратко разберем этот эпизод мифа и попробуем понять значение ошибки Одиссея в начале пути домой. Жадность Эврилоха не просто заставила дружину Одиссея свернуть с кратчайшего пути домой, а, в конечном итоге, не позволила некоторым его товарищам продолжить путь – они погибли. Вождь же получил первый урок, заключающийся в том, что не следует отвлекаться от главной цели на второстепенные, если они не сравнимы по важности и необходимости, а также в том, что, будучи лидером, нужно более решительно добиваться от подчиненных беспрекословного выполнения распоряжений.
После этой неудачи мореходы продолжили плавание, но зря понадеялись на Борея – только они ушли в открытое море, как разыгрался свирепый шторм, длившийся девять дней и изорвавший их паруса, расщепивший весла и сбивший их с пути. На десятый день злополучные победители Троянской войны увидели скалистый берег острова с приветливой бухтой, где волнение воды было небольшим, и осторожно завели туда корабли. Пока воины и относительно предоставленные себе рабы отдыхали, Одиссей успел изучить побережье и в ближайшей роще обнаружил довольно широкую протоптанную дорогу, указывающую на близость людного поселения. Царь обратился к своему глашатаю – Эврибату: «Мы должны узнать, что за люди живут на этой земле, чтобы установить свое местоположение. Я отправлю моего зятя с одним из воинов, но им необходим глашатай, согласно общему обычаю. Отправляйтесь, и помни, что я больше надеюсь на тебя, чем на несдержанного Эврилоха, пусть он даже царской крови». Через некоторое время Одиссей увидел возвращающихся итакийцев, отправленных на ознакомление с местными обитателями, причем двое – Эврибат и рослый воин – тащили Эврилоха, отчаянно сопротивляющегося и ругающегося на чем свет стоит. Эврибат при этом кричал Одиссею: «Скорее на корабль! Уходим отсюда! Быстрее!» Опытные бойцы были удивлены поведением товарищей, но, встревоженные, начали быстро закидывать вещи, разложенные на песке, на борт, и помогать рабам стаскивать корабли в воду. Эврилоха с трудом погрузили на судно и по команде Одиссея все взяли курс в центр бухты, удаляясь от острова. В это время между деревьями показались медленно идущие люди в белых одеждах, все безоружные. С полосатыми платками на головах, дружелюбно улыбающиеся, они представляли собой странное зрелище, столпившись на берегу. Пришельцы знаками зазывали путешественников обратно на землю, что-то объясняя на непонятном языке. Эврилох же злобно кричал: «Пусти меня на берег, жестокий Одиссей! Я остаюсь здесь, не желаю больше скитаться по миру!» Эврибат, пытаясь перекричать Эврилоха, явно пребывающего не в себе, отчаянно просил быстро уплывать как можно дальше и пояснил Одиссею: «В недобрые края нас буря привела! Я давно уже слышал про этот народ, это лотофаги – пожиратели лотоса. Нас встретили эти приветливые люди, и мы безбоязненно проследовали за ними. Один из них предложил нам горсть золотистых семян и своим примером предложил их отведать, однако я промедлил из осторожности, а твой несчастный зять съел свою долю, после чего с ним стало твориться неладное: глаза его помутнели, он стал постоянно улыбаться. А потом заявил, что никуда оттуда не уйдет, и всегда будет питаться этими чудо- семенами. И тут я понял, что это был лотос, а всякий, кто его попробует, забывает обо всем на свете – родных, друзей, откуда он родом – все! Есть ли на свете более жалкая участь? Мудрый Одиссей, давай же скорее уплывем отсюда!» Одиссей поднялся на нос корабля и обратился ко всем командам: «Гребите скорее в море, храбрые итакийцы! Видите, что стало с несчастным Эврилохом? Коварные лотофаги лишили его памяти и разума, околдовали своими семенами! Вы хотите отказаться от родного края, всех забыть, как мой злополучный родственник? Презренный тот смертный, кто позабыл свою отчизну! Вперед в море, через несколько дней мы должны быть дома, чтобы обнять близких!» Воины, подгоняя рабов, направили суда в неспокойное море.
Проанализируем. Свободолюбивые греки, как видим, нисколько не уважали таких же чувств у плененных противников, сделанных рабами (это «демократический нацизм»), но свою свободу и родину они не были готовы променять ни на что на свете – даже на райскую жизнь на прекрасной чужбине. Потому как от огня они стали бежать от участи Эврилоха. Одиссей же получает сразу несколько новых уроков: во- первых, нельзя доверять человеку, который до этого хоть раз не оправдал доверия и стал виновником гибели товарищей; во-вторых, излишне приветливый по отношению к незнакомым гостям хозяин – скорее тщательно маскирующийся враг, нежели откровенный друг; в-третьих, никакой – даже самый благодатный – край не способен заменить родину. Забыть родину – худшее, что может произойти с человеком.
Наконец шторм отступил и в отсутствие ветра итакийцы на веслах шли целый день на запад, туда, где согласно положению солнца в утренние часы, находилась конечная точка их плавания. Ближе к вечеру они увидели скалистый берег неизвестного острова, а уже в сумерках мореходы нашли в нем защищенную от ветров бухту. Выставив охрану, греки расположились ночевать на каменистом берегу, а утром с первыми лучами Гелиоса увидели, что попали на прекрасный остров с высокими берегами и горой посередине. Зеленые склоны этой горы были местами покрыты белыми пятнами, которые, оказалось, были ничем иным, как стадами диких овец. У подножия горы раскинулись обширные луга сочной, изумрудной травы, доходящей до пояса. Было удивительно, что такой благодатный край не был распахан землевладельцами, а на склонах никто не рассаживал виноградники. Это при том, что на соседнем острове чуть меньших размеров, покрытом крупными камнями и скалами, путники отчетливо разглядели дымы, столбом поднимающиеся в небо – определенно то был признак наличия человеческих жилищ. Воины заставили рабов вынести на берег те корабли, что требовали ремонта, а сами взяли охотничьи копья, боевые дротики, пращи, луки со стрелами, и отправились на склоны горы. Вскоре они принесли к кораблям много дичи и стали жарить ее на кострах. Пиршество затянулось до ночи, и только на следующее утро Одиссей обратился к своим спутникам: «Продолжайте ремонт кораблей, а я на своем судне отправлюсь к соседнему берегу и разузнаю, почему люди здесь не пашут землю, и вообще живут на скалистом острове меньших размеров». Оставив гребцов со своего корабля помогать остальным рабам чинить вытащенные на берег галеры, Одиссей взял курс к соседней земле, рассадив на весла воинов. Он не знал, как отреагируют местные жители на обычай использовать рабский труд, поэтому решил заведомо избежать расспросов относительно плененных троянцев. Судно Одиссея обогнуло остров с горой, и команда стала искать удобное место для причаливания к каменистой земле. Они нашли достаточно широкую полоску песка и осторожно, без шума, спустились на берег, где царь отобрал себе 12 самых сильных и смелых воинов и двинулся с ними в глубь острова, обнаружив на некотором удалении огромную пещеру среди скал. Пустую дворовую территорию перед ней почти условно обозначала гряда выложенных крупных камней выше человеческого роста, а из самой пещеры доносилось тонкое блеяние ягнят. Одиссей со спутниками направились в пещеру, не демонстрируя оружия, а первый из воинов нес на руках мех, полный лучшего вина из корабельных запасов. Зайдя в темную пещеру без привычных факелов у входа, воины после нескольких вопросов в пустоту убедились, что хозяин или хозяева отсутствуют, и внимательно стали осматривать необычное хозяйство, представшее их глазам. Огромный очаг, сложенный из крупных каменных глыб, высился посреди пещеры, вместо дров вокруг него лежали поломанные стволы деревьев. Очень большие деревянные чаши возвышались над головами итакийцев, где, судя по запаху, запустевал сыр. В одном из ведер значительно более мелких размеров они увидели молоко, в ряде других была жирная простокваша. В плетеной клетке у стены наперебой блеяли козлята, а в такой же клетке рядом путники разглядели ягнят, когда глаза привыкли к темноте. В углу лежала большая груда бараньих шкур, расстеленных наподобие ложа. Спутники Одиссея пришли к выводу, что хозяин или хозяева этого жилища ведут самый дикий образ жизни, и стали уговаривать царя скорее покинуть этот остров. Одиссей не согласился, поскольку желал увидеть хоть одного местного жителя, прежде чем вернуться назад. Пока итакийцы рассуждали, время было потеряно, и вот уже во дворе заблеяли овцы, задрожала земля и дневной свет заслонила великанская фигура, похожая
