Американка

Она слушала.

Когда Сандра закончила рассказ, Лорелей Линдберг так разволновалась, что чуть не расплакалась.

— Значит, и ты тоже хлебнула горя? — проговорила она наконец. — Если бы я знала!

Она распахнула свои объятия, и Сандра, маленькая Сандра, бросилась в них.

— Я уж и не думала, что мы снова станем друзьями, — сказала она. — Я так рада, Сандра. И мне так грустно. Но теперь. Теперь все снова будет хорошо. Я обещаю.

— Мы через столько прошли, Сандра. Но мы с этим справимся. Любимая моя девочка, обещаю.

Мама укачивала свою дочку в объятиях.

А маленькая шелковая собачка виляла хвостом.

— Все снова будет хорошо.

Но из этого ничего не получилось. Потому что именно тогда, именно в тот самый момент — БАХ! — Дорис Флинкенберг поднялась с пистолетом на скалу Лоре и спустила курок.

И мир, открывшийся на короткий миг, снова захлопнулся.

Последняя охота

Он пришел в дом на болоте. Сандра не знала точно когда, но, видимо, ночью, пока она спала. Его не было за ужином и долгим вечером, последовавшим за долгой охотой. Сандра не принимала участия в охоте, она осталась дома и все утро была предоставлена самой себе.

После обеда прикатили «официанточки». Настоящие, так было заведено с тех пор, как Аландец женился на «молоденькой».

И это было удивительно. А также и то, как Аландец говорил о Кенни в ее отсутствие. «Моя молодая жена», — произносил он с гордостью.

В остальном охотничьи порядки не изменились. А вот мужчины, которых в детстве Сандра называла дядями, изменились: у них появились свойства и контуры, которых она прежде не замечала. Там был барон фон В., отец Магнуса, они с Бенку по-прежнему были неразлучны; известно было, что они жили вместе в какой-то «холостяцкой квартире» в городе у моря.

Были там еще Линдстрёмы из Поселка, Вальманы со Второго мыса и так далее. И конечно, Тобиас Форстрём, как всегда. Теперь он стал недолюбливать стрелковое оружие и охоту в целом. Но именно охота была главным, а не пирушка потом. В этом Аландец и Тобиас Форстрём соглашались. Они деловито обсуждали различные волнующие моменты охоты, которые произошли в тот день или в другие дни. Сандру это отчасти забавляло: взаимопонимание этих двух мужчин. И вдруг воспоминания о Пинки в Гардеробной поблекли.

— Как идут занятия в университете? — Только Тобиас Форстрём обращался специально к Сандре и задавал ей вопросы.

И она врала из вежливости:

— Хорошо.

Тобиас явно был рад это услышать.

Это тронуло Сандру. Она решила, что хоть ей и не за что особенно любить этого Форстрёма, все же и у него есть хорошие стороны. Даже у него. Если оценить его по заслугам, то и у него есть свои достоинства.

Она рассмеялась от одной мысли об этом. И Дорис-в-ней тоже рассмеялась.

Не больным смехом, а самым обычным.

Аландец поднял бокал и выпил за здоровье Сандры. Сандра подняла свой бокал. Они выпили за здоровье друг друга.

У всех в доме было такое замечательное настроение, но тут вдруг подъехал автомобиль.

«Наша любовь — континентальное дело, он приехал на белом „ягуаре“».

Не в каком-нибудь там автомобиле. Это был «ягуар», белый. Старинный автомобиль тридцатых годов — из тех, на которых теперь ездят не чаще нескольких дней в году.

Он имел привычку приезжать на материк и время от времени колесить здесь. Черная Овца, значит. С Аланда. Там он жил. Все эти годы. С ней, с Лорелей Линдберг, которая теперь была его женой.

Два брата, два брата.

Возможно, Аландец за обеденным столом замер на микроскопический миг. Но не долее.

Он сразу же взял себя в руки. Бросил взгляд в окно.

— Кажется, у нас гости, — только и сказал он. — Это наверняка мой брат.

А потом позвонили в дверь. Аландец пропал на время, возможно, он отсутствовал дольше, чем обычно, но Сандра и все прочие гости оставались сидеть за столом.

Потом они вошли в гостиную, два брата. Не в обнимку, но почти. И оба в прекрасном настроении.

Видишь, Дорис Флинкенберг. Все прошло.

Аландец принес еще один стул и освободил для Черной Овцы место за столом.

И так они там сидели, Аландец и Черная Овца, как добрые приятели, выпивали и беседовали как ни в чем не бывало.

Они говорили и об Аланде.

Возможно, Аландец когда-нибудь снова приедет на остров. Теперь, когда былое уже не имеет больше значения.

— Может, я как-нибудь и направлю туда курс, — сказал Аландец просоленным морем голосом.

Он не сказал «с Кенни, моей новой женой». Потому что это к делу не относилось.

А Сандра, маленькая Сандра, она спрятала все в своем сердце и обдумывала.

Маленький Бомбей. Маленький неудачный магазинчик, с замечательными шелковыми тканями. Которых никто не хотел покупать.

Шли дни, они были там, в магазине, маленькая девочка и мама, слушали музыку и вели разговоры.

Иногда звонил телефон.

Иногда они ждали Аландца.

— Как ты думаешь, когда он сегодня приедет?

И они верно угадывали. Или неверно. Но он всегда приходил, Аландец, в конце дня и забирал их домой.

Так все шло долго-долго. Посреди, как говорится, водоворота страстей.

Посреди прекрасных мягких тканей, шелковых — настоящего хаботая или жоржета. Шелковый жоржет, который, как она поняла со временем, не был таким уж дорогим — но для девочки, маленькой шелковой собачки, это название казалось таким прекрасным.

Шелковый жоржет.

Любовь. Страсть. Как это назвать? Шелковый жоржет. Красивая мягкая ткань.

И вот однажды приехал Черная Овца. Нельзя сказать, что это случилось неожиданно. Он постоянно существовал где-то на заднем плане.

— ММММММММММММ, — сказал он, входя в магазин. — Здесь пахнет МЫШАМИ.

Поначалу его приход не сулил ничего хорошего. Именно так. И возможно, так казалось еще долго после этого. Но что-то изменилось.