Со двора доносились детские голоса. Махкам-ака и Мехриниса невольно то и дело поглядывали в окно. Наконец Махкам-ака не выдержал:
—Выйдем-ка, Мехриниса, во двор.
Выйти из кабинета они не успели, потому что на пороге появился милиционер. Он отдал честь Мубаракхон, выглянул в коридор, позвал кого-то, и в комнату нехотя вошел малец лет десяти, с опущенной головой, чумазый, оборванный.
Милиционер оказался знакомым: это он когда-то привел убежавшего Сарсанбая.
—Э-э, ассалому алейкум,— сказал он, приложив руки к груди,— ассалому алейкум, апа. Как поживаете, здоровы ли дети?
Мехриниса ничего не ответила, она только кивнула, милиционеру. Ее вниманием сразу же завладел мальчик. Он смущенно стоял в сторонке, опустив руки, и недружелюбно посматривал исподлобья на присутствующих.
Мубаракхон окинула мальчика строгим взглядом и обратилась к милиционеру:
—Где он был?
—На базаре.
—Что же, он на базаре и спал? — нахмурив брови, спросила заведующая.
—Не на базаре. В саду мы спали,— тихо сказал мальчик, по-прежнему не поднимая головы.
—В саду?
—Да, за чайханой.
—С кем ты был? Назови своих товарищей.— Мубаракхон смотрела на беглеца в упор.
—Нет.— Мальчишка решительно выдвинул подбородок и сверкнул глазами.
—Почему?
—Бить будут.
Милиционер махнул рукой, и по его жесту можно было догадаться, что паренек действительно попал в дурную компанию.
—Ты ведь не знал, кто они такие, правда? — Махкам-ака положил широкую ладонь на плечо мальчика.
Тот еле заметно покачал головой, на глаза его навернулись слезы.
—А как тебя зовут? — спросила Мехриниса, чувствуя, как слезы мальчика пробуждают в ней сочувствие к нему.
—Ренат.
—Что ты думаешь теперь делать? Останешься здесь или опять уйдешь на базар? — Мубаракхон по- прежнему строго смотрела на мальчика.
Ренат молчал.
—Здесь, конечно, останется. Куда же он пойдет? Верно, Ренат? — Махкам-ака ласково заглядывал мальчику в лицо.
Тот благодарно взглянул на незнакомца и прошептал:
—Здесь останусь.
—Тогда иди в свою группу. Умойся, приведи в порядок одежду,— уже мягче сказала Мубаракхон.
Неслышно ступая, Ренат направился к двери, с опаской оглядываясь на милиционера.
—Иди, иди... Их было четверо. Украли курицу, он-то и попался при попытке ее продать,— беззлобно засмеялся милиционер.
—Ренат украл? — удивилась Мехриниса.
—Украли другие, а ему велели продать. Старшие-то, видимо, всегда шатаются по базару. К сожалению, их я не смог задержать. А этот, я думаю, в компанию к ним попал случайно, неопытный, зеленый.
—Птенец-слеток? — улыбнулся Махкам-ака.
—Вот именно... А теперь разрешите мне удалиться.— Милиционер снова откозырял, попрощался и ушел.
Ренат стоял у окна своей комнаты в кругу ребят, которые с любопытством разглядывали его, пытались расспрашивать. В окно Ренат видел, как супруги Ахмедовы вместе с Мубаракхон пересекли двор и пошли к столовой. Но вот Махкам-ака заметил плачущую девочку, стоявшую чуть в стороне от всех, и направился к ней. Мехриниса и Мубаракхон смотрели ему вслед.
—Что случилось, доченька? — спросил он тихо и попытался погладить ее по худенькой спине.
Девочка, вытирая слезы грязными кулачками, оттолкнула руку кузнеца и заревела во весь голос.
—Погоди, погоди, доченька.— Махкам-ака ласково взял девочку за руку, отвел кулачки от лица и заглянул ей в глаза.— Ну, скажи, о чем ты плачешь?
Девочка никак не могла успокоиться.
—Кто тебя обидел? Ах, понял, понял, ты проголодалась!
Девочка внезапно замолчала и круглыми мокрыми глазами внимательно посмотрела на чужого дядю. Он ей понравился. Девочка улыбнулась и шмыгнула носом. Махкам-ака развязал поясной платок и вытер ей нос. Мехриниса не выдержала и тоже подошла к девочке, присела на корточки возле мужа.
—Как тебя зовут, доченька? — спросила она.
Девочка переводила взгляд с Махкама-ака на Мехринису, но ничего не говорила.
—Скажи, как тебя зовут? Почему ты молчишь? — повторила вопрос Мубаракхон.
—Дзидра,— безучастно ответила девочка, снова насупившись.
Мехриниса достала из кармана горсть урюка и протянула ей. Но Дзидра не взяла лакомство. Она только пристально вгляделась в Мехринису, потом вдруг зажмурилась, вскрикнула «мама!» и закрыла лицо руками. У Мехринисы сжалось сердце, она крепко обняла девочку.
Вокруг них уже образовалась толпа из взрослых и детей.
—Ничего не случилось. Вспомнила девочка мать и плачет. Расходитесь, пожалуйста,— тихо говорила Мубаракхон собравшимся.— И мы пойдем. Идем с нами, Дзидра.
Но Дзидра продолжала всхлипывать и, казалось, ничего не слышала. Махкам-ака гладил спутанные светлые волосики девочки и уговаривал ее не плакать.
—Пойдем, пожалуйста,— настойчиво сказала Мубаракхон.
Махкам-ака взял Дзидру на руки и направился прямо в кабинет директора.
Мубаракхон окликнула воспитательница, и она задержалась в коридоре.
—Дай-ка я вытру тебе лицо.— Мехриниса вынула чистый платочек.— Хочешь быть моей дочкой? — спросила она, улыбаясь.
Девочка нахмурилась и отчужденным взглядом, словно что-то вспомнила, обвела комнату.
—У тебя будут сестренки и братишки, они веселые, все вместе играют,— ласково, спокойно убеждал девочку кузнец.
Дзидра не отвечала.
—Пойдем к нам. Если соскучишься или не понравится, придешь обратно,— терпеливо продолжал Махкам-ака.
Вместо ответа Дзидра спрыгнула со стула и подошла к чайнику.
—Можно попить воды?
—Я дам тебе чаю,— обрадовалась Мехриниса, налила в пиалу чай и подала девочке.
Дзидра неумело обхватила двумя руками пиалу и торопливо отхлебнула. Чай был горячий, девочка раскрыла рот, часто задышала, из глаз у нее опять брызнули слезы. Мехриниса быстро выхватила у Дзидры пиалу:
—Что ж ты не подула, доченька? Не привыкла ты к чаю. Ну, ничего, сейчас я тебе остужу.— Мехриниса начала переливать чай из одной пиалы в другую.
Не отрывая от Мехринисы глаз, Дзидра высунула обожженный язык, чтобы охладить, и вдруг засмеялась.
—Я уже раз вот так обожглась, когда пила молоко,— бойко, с приятным, певучим акцентом сказала она неожиданно.
— Так, доченька, еще не раз будет, если не станешь дуть.— Махкам-ака широко улыбался: наконец-то девочка заговорила!
