вести разные второстепенные проекты, которые представлялись мне бесперспективными и даже пустячными, вроде телепатии, экстрасенсов и тому подобные исследования, и не могли дать практически ничего путного.
– А почему же его не арестовали? – спросил я.
– Это было бы ошибкой, – пояснил Синклер. – Его нельзя было арестовать, пока не выявлены сообщники. Я не мог рисковать и спугнуть их раньше времени.
– Ну ладно. А вот если Тоби – один из тех заговорщиков, – спросила меня Молли, – то почему же тогда он не побоялся подходить к тебе совсем близко там, в Тоскане?
– А потому, что знал, что меня накачали всякими лекарствами и наркотиками, и я ничего толком не соображал, – объяснил я.
– О чем это вы говорите? – поинтересовался Синклер.
Молли повернулась ко мне и многозначительно посмотрела. Я отвернулся и подумал: а стоит ли рассказывать про мой дар Синклеру, хоть он и верит каждому нашему слову? И, уйдя от ответа, сказал:
– В вашем письме объясняется насчет золота и насчет того, как вы помогли Орлову вывезти его. По всему видно, что вы писали письмо после встречи с ним в Цюрихе. А что произошло потом?
– Я понимал, что появление в Цюрихе сразу такого количества золота вызовет немалый переполох, – сказал он. – Но каковы будут последствия – не имел понятия. Поэтому я и направил Шейлу встретиться с Орловым, провести с ним второй раунд переговоров и окончательно утрясти сделку. По возвращении из Цюриха, всего через несколько часов, ее убили в Джорджтауне, в нескольких шагах от собственного дома.
Сердце мое было разбито, я не на шутку перепугался – стало быть, очередь за мной. Я понимал, что из игры мне так просто не выйти, ибо влез в нее по самую макушку и даже выше. Своими глазами я видел, как за золото разгоралась борьба, которую, очевидно, затеяли «Чародеи». К тому же я, по сути, ничего не соображал – находился в шоке, никак не мог оправиться от утраты Шейлы.
Хотя лица Хэла в темноте уже не было видно, по смутным очертаниям его фигуры я догадывался, что он искренне переживал, вспоминая прошлое, но находился ли в возбужденном состоянии, сказать наверняка не мог. Во всяком случае, сосредоточившись, я попытался настроиться на волну его мыслей и уловить их, но ничего не получалось, так как я сидел от него на порядочном расстоянии.
– Ну а потом они заявились и по мою душу, – между тем продолжал он рассказывать. – Буквально спустя несколько часов после убийства Шейлы двое вломились в мой дом. Но я был настороже, под подушкой хранил пистолет, ну и, само собой, одного из убийц уложил на месте, другой же уцелел… он отскочил в сторону. Ясно, однако, что он старался не просто прикончить меня, а убить более изощренным способом: так, чтобы все выглядело как несчастный случай. Поэтому и действовал как-то скованно и нерешительно.
– И вы пошли с ним на мировую? – догадался я.
– Как это? – не поняла Молли.
– Верно, мы договорились, – ответил Хэл. – Я заключил с ним сделку. В конце концов, у шефа ЦРУ ведь тоже имеется кое-что в запасе, не так ли? По сути дела, я перекупил его, как меня учили, еще когда я был сопливым стажером. В моем распоряжении имелись деньги на непредвиденные расходы, и я смог наскрести для него приличную сумму, а что еще более важно – обеспечить ему безопасность.
Ну так вот: от него-то мне и стало известно, что и задание убить меня он получил от Траслоу, и Шейлу убил тоже он по заданию того же Траслоу. И золото чуть было не уплыло из моих рук, из рук американского и российского правительств, и чуть не оказалось в руках «Чародеев». Траслоу уже начал подготовку к тому, чтобы подвести меня под монастырь, для чего изготовил поддельные фотографии, где я якобы снят на Каймановых островах, сфабриковал подложные проездные билеты и прочие фальшивки. Он намеревался убить меня, а затем взвалить на меня вину за пропажу золота.
Затем я узнал, что Траслоу погряз вкупе с другими в коррупции, что он один из клики «Чародеев», и понял, что он не успокоится, пока все золото не попадет ему в руки, и что я должен исчезнуть.
Для этого первым делом я изготовил фотографию, убедительно свидетельствующую, что я мертв. Эта фотография понадобилась и наемному убийце в качестве убедительного доказательства моей смерти, чтобы содрать с Траслоу обещанные полмиллиона долларов. И вот в один прекрасный день я «умер», поскольку похожий на меня человек погиб в результате автокатастрофы. Ну а убийца получил полное алиби. Для него это была очень выгодная крупная сделка, как и для меня тоже.
– Ну, а где же он теперь? – спросила Молли.
– Не знаю. Думаю, что где-то в Южной Америке. Возможно, в Эквадоре.
И впервые за весь вечер я услышал голос мысли Хэла, четкий и звучный, как звон судового колокола: «А я сделал так, что его убили».
Теперь отдельные фрагменты стали составляться в единую картину, многое прояснилось, и я решился прервать повествование Синклера.
– А что вам известно, – спросил я, – об одном наемном убийце, немце по происхождению, по кличке Макс?
– Ну-ка, обрисуй его.
Я кратко описал его внешность.
– А-а. Альбинос, – сразу же догадался Хэл. – Так мы называли его. Настоящее его имя – Иоганн Хессе. До падения Берлинской стены он в штази считался ведущим спецом по мокрым делам.
– А что сталось с ним потом?
– А потом он исчез. Пропал где-то в Каталонии на пути в Бирму, где надеялся получить убежище и надежно укрыться, как укрылись там некоторые его товарищи по штази. Мы считали, что он решил начать уединенную жизнь.
– А стал наемным убийцей на службе у Траслоу, – заметил я. – Еще один вопрос: вы предполагали, что «Чародеи» отыщут золото?
– Да, само собой. Но я бы ничуть не огорчился.
– А как же?..
Синклер лишь усмехнулся и пояснил:
– А я спрятал номер счета в нескольких местах, куда, был уверен, они обязательно заглянут. В сейфы в офисе и дома, в папки текущих дел. Зашифрованный счет, разумеется.
– Чтобы придать ему правдоподобный вид, – догадался я. – Но разве не мог объявиться такой умник, который догадался бы, как переделать форму пассивного вклада в ликвидную и дать распоряжение о его переводе? Скрытно, разумеется?
– Да, но вклад был внесен совсем на иных условиях. Прежде всего для того, чтобы сделать его активным, то есть ликвидным, требовалось, чтобы я (либо мои законные наследники) и Траслоу лично явились в банк и распорядились об изменении формы вклада. Но если Траслоу заявился бы самолично в Цюрих, то его появление там не осталось бы незамеченным.
– Теперь понятно, почему Траслоу хотел, чтобы мы поехали в Цюрих, – воскликнул я. – И почему его люди пытались убить меня, раз уж я перевел вклад из пассивного состояния в активное. Но ведь для этого вы должны были иметь своего надежного человека в «Банке Цюриха».
Синклер вяло кивнул головой и устало сказал:
– Мне нужно поспать. Пойду-ка посплю, устал что-то.
Но я не отставал с расспросами:
– Так он все же побывал там? И вы засекли его посещение? Иначе зачем же вы положили там записку о «Банке де Распай»?
– А для чего ты оставил мне в этом банке фотографию? – живо спросила Молли.
– А просто на всякий случай, – ответил ей отец. – Если бы меня выследили здесь и убили, то надо было, чтобы кто-нибудь – желательно вы оба – приехал сюда и разыскал документы, спрятанные в этом доме.
– Так, стало быть, у вас есть доказательства? – поинтересовался я.
– У меня есть подпись Траслоу. Его люди глаз не спускали с Орлова, а я, насколько он знал, был убит – на это от Траслоу большой храбрости не требовалось.
