Я настолько расслабился, что остался на второе дежурство, лишь бы быть рядом с ней. Через неделю я стал ограничивать себя одной партией в день. Еще немного, и шахматы стали бы для меня наркотиком. После окончания партии я анализировал каждый свой ход.
Но в один прекрасный день я сыграл вничью. Спустя несколько часов на вахту явился Алекс сменить лейтенанта Кроссборна, явно не одобрявшего мои занятия.
Я все еще пребывал в хорошем расположении духа:
– Садитесь, мистер Тамаров.
Он взялся за спинку кресла:
– Простите, сэр, я не могу сидеть. – Жилка на его виске пульсировала.
Мое радужное настроение вмиг испарилось.
– Вы были у мистера Шантира?
– Я только что от него. – Он уставился на темный экран.
– За что?
– Ни за что, сэр. Просто ни за что. – Последовало долгое молчание. – Сэр, я хочу уйти из Военно- Космических Сил.
– И не думайте, – быстро ответил я. И, помолчав, добавил: – Мне очень жаль, Алекс. – Больше мне нечего было ему сказать.
– Есть, сэр, – спокойно произнес он. И спросил: – У вас есть причина?
– Какая?
– Ждать. Ничего не предпринимая.
– Вы преступили черту, мистер Тамаров.
– А мне теперь все равно.
Я не стал его отчитывать, только сказал:
– Да, у меня есть причина. – Я кивнул в сторону люка. – Вы свободны, Алекс. Полежите немного.
– Если не возражаете, сэр, я останусь здесь. – На мостике он был недосягаем для Таера.
– Оставайтесь. – Я позволил ему отстоять вахту. А потом послал к доктору Убуру за смягчающей мазью. Он нехотя подчинился, но, видимо, был мне благодарен.
Несколько дней я совсем не играл в шахматы.
Мистер Кроссборн, как всегда, удовлетворительно справлялся со своими обязанностями. В свободное время бродил по кораблю, ко всем приставая с вопросами, пока не исчерпал дело Трэдвелов. Однако не успокоился, о чем сообщил мне Вышинский.
– Командир, меня допрашивал один из ваших офицеров, – сказал он, стоя по стойке «смирно» рядом с моим креслом.
– О чем? – Интересоваться, кто именно спрашивал, не было необходимости. Я и сам это знал.
– О гибели командира Хага, сэр. О взрыве на баркасе и поломке компьютера. Он подозревает, что это не несчастные случаи.
Сердце у меня упало.
– Мистер Вышинский, вам что, нечего делать, кроме как доносить на старшего офицера? Объявляю вам выговор.
– Да, сэр, – спокойно ответил Вышинский. – А что делать, если он опять станет спрашивать, сэр?
– Отвечать. Что же еще? Подчиняйтесь приказам, если не хотите, чтобы на вас пришел рапорт.
– Есть, сэр! Можно идти?
– Да. – Я смотрел ему в след. И спохватился, когда люк за ним уже закрывался, – Спасибо! – Сердце бешено колотилось. Кроссборн – параноик. И представляет собой опасность для корабля.
Сразу после вахты я пошел в свою каюту и остановился перед зеркалом.
– Ты командир, – говорил я своему отражению. Но отражение молчало. – У тебя в руках власть. Помнишь рассказанную Ваксом историю о своем дяде адвокате? Он каждый раз напоминал себе, что его клиент попал в беду не потому, что он его подвел, а потому что он сам себя подвел.
Я нахмурился.
– Почему же тогда ты чувствуешь себя виноватым? – снова обратился я к своему отражению.
Риторический вопрос. Ответ известен. Будь я достаточно опытным, смог бы избежать всех этих неприятностей.
– Но разве дело не в самих неприятностях?
Я долго пялился на свое отражение, потом вздохнул. Чувство вины не проходило.
За обедом я не стал уединяться за своим маленьким столиком, а сел вместе с Кроссборном, который сразу завел разговор.
– Что за человек был командир Хаг, сэр?
