– Оставляю мостик на вас. – Вернувшись в каюту, я снял китель и, как обычно, аккуратно повесил его на спинку стула. Теперь мне самому приходилось заботиться о своей одежде, гладить ее, завтрака тоже никто не приносил. На «Дерзком» не было юнги, как на «Гибернии». Слава Богу, неподалеку находилась каюта гардемаринов – это несколько облегчало жизнь.
Я ослабил ремень и галстук и почувствовал себя свободнее. И зачем мы только носим знаки отличия? Все это давным-давно устарело.
В дверь кто-то поскребся, как мышь. Что это? Я замер, прислушался; сердце бешено колотилось. Странные звуки повторились. Ладно, будь что будет! Я решительно распахнул дверь.
На пороге, опираясь на трость, стояла миссис Ривс.
– ВЫ?! – поразился я. – Чего вы хотите?
– Поговорить о…
– Пассажирам не положено входить к командиру, миссис Ривс. – Я даже не дал ей договорить.
– Знаю, – проскрипела она. – Но мне очень надо.
– Приходите утром. Сейчас мне не до…
– Командир, окажите любезность. Вы так молоды! И если уснете на несколько минут позже, с вами ничего не случится!
Лишь из-за пожилого возраста миссис Ривс я не захлопнул дверь перед ее носом.
– Входите.
Она проковыляла в каюту, осмотрелась, не зная куда сесть, и с трудом опустилась в кресло у письменного стола, на которое я ей указал.
– Вы, молодые, не понимаете, какое это счастье быть молодым и управлять своим телом, – начала она издалека.
Чтобы не увязнуть в долгом разговоре, я промолчал, и она, видимо, заметив мое нетерпение, с улыбкой перешла к делу.
– Ну что, будет работать мотор? – Она ткнула тростью в пол, наверняка имея в виду машинное отделение.
– Пока идут испытания, миссис Ривс, я не могу…
– Будет или не будет? – резко переспросила она.
– Не будет, – признался я.
В наступившей тишине старуха смотрела на меня осуждающе, надеясь пристыдить, и я невольно вспомнил отца, проверявшего у меня когда-то уроки.
– Вы допустили большую ошибку, командир, – сказала она. – Возможно, непоправимую.
– Хотите сказать, что не следовало заниматься двигателем? Но я не мог…
– Нет, не в этом дело.
Какая наглость! Перебить меня столь бесцеремонно! Я едва сдерживал ярость.
– Если двигатель не заработает, вы проведете десятки лет на корабле, в ограниченном пространстве. Мне, слава Богу, это не грозит. Я свое взяла от жизни и смогу спокойно умереть. Но что делать остальным? Командир, они ни за что не согласятся до конца своих дней терпеть рабство, именуемое армейской дисциплиной.
– Вас это не…
– Мистер Сифорт, – снова перебила она меня, – я решила поговорить с вами, пока вы еще командир. Потому что вам уже недолго оставаться в своей должности.
– Наплевать, – выпалил я и тут же спохватился: зачем откровенничать с какой-то старухой.
– Вас могут убить.
– Наплевать, – повторил я.
– А зря, молодой человек! – Она строго постучала тростью по столу, словно призывая нерадивого ученика исправиться и слушать внимательно. – Жизнь и без того слишком коротка, а вы перед этими людьми в долгу. И просто обязаны исправить допущенную ошибку, изменить свое отношение к подчиненным. Кто, кроме вас, способен командовать кораблем? Главный инженер? Но стоит дать ему свободу – и он напьется в стельку. Гардемарин? Так ведь он еще мальчишка и ведет себя соответствующим образом. Комитет пассажиров? Но они некомпетентны!
– Я командую как умею, – словно оправдываясь, ответил я мрачно.
– Зачем вы так часто объявляете тревоги, будоражите экипаж? Они как угорелые носятся по всему кораблю.
– Это учения. Боевая подготовка.
– Подготовка к чему? Хотите превратить экипаж в роботов, заставить подчиняться любому дурацкому приказу? Не этого следует требовать от людей. Пусть учатся жить дружно. Вместе трудиться, чтобы выстоять.
– Это военный корабль, – возразил я.
– Был.
От этого короткого слова я вздрогнул, будто от выстрела.