проклюнувшееся счастье! Но я не мог врать. – Послезавтра… Надолго.
Анни оцепенела, потом начала ощупывать шею, как бы ища ожерелье.
– Я без тебя умру, Никки.
– Все будет хорошо, лапочка. Ты будешь жить.
– Нет, – со страшной решимостью сказала она. – Я наложу на себя руки, если ты меня бросишь.
– Анни. – Я взял ее за руку. – Мне надо ехать. Очень надо.
– Тогда возьми меня с собой. – Она вырвала свою руку из моей, поправила волосы, странно хохотнула.
Я с трудом ее отвлек своей болтовней. Мы погуляли, и я прилег, Анни устроилась рядом, но когда я нерешительно ее обнял, вздрогнула.
Утром я назначил встречи Хармону и Эммету Бранстэдам и механику. Анни я заверил, что вернусь через несколько часов, и, стараясь не замечать ее отчаяния, вышел из дома, но не дойдя до вертолета, вернулся. Оставить ее одну я не мог. В конце концов, нам осталось совсем немного времени побыть вместе, а моим деловым встречам она мешать не будет – подождет где-нибудь, пока я буду разговаривать. Как Анни обрадовалась, когда я предложил ей лететь со мной!
Первым делом я заглянул к инженерам, следившим за электроснабжением Сентралтауна, потом приземлился у Дома правительства. Там мы позавтракали с Заком Хоупвеллом. Он стал рассказывать о городских делах, а я делал вид, что внимательно слушаю.
– Не забудь завтра явиться на наше собрание, – напомнил Зак. По моему непонимающему виду он сразу понял, что я пропускал его слова мимо ушей, и пояснил:
– Будет приниматься новый закон о наследовании. Помните, вы говорили, что плантаторы имеют право сами решать подобные вопросы?
– Конечно, – кивнул я.
– Может быть, сейчас, когда жизнь на нашей планете находится под угрозой, обсуждение вопросов наследования кажется несвоевременным, но мы, плантаторы, полны решимости принять наконец справедливый кодекс.
– Понимаю.
– Придете?
– Приду. Где будет собрание?
– В здании космодрома.
– Подходит.
В дверь заглянул его помощник, доложил мне:
– Пришли Бранстэды, сэр.
– Пригласите их.
– Ну, я пойду, – встал Хоупвелл, – не буду мешать вашей беседе.
– Что вы, оставайтесь, если хотите, вы нисколько нам не помешаете, – залепетал я, но Хоупвелл ушел.
Вошли братья Бранстэды. Я поднялся им навстречу и искренне их приветствовал:
– Рад вас видеть! – Я предложил им кресла, а сам устроился на диване. Они расположились напротив меня.
Хармон сел, как у себя дома, а Эммет с некоторой неловкостью. Месяцы, проведенные им на борту моего корабля в качестве солдата, давали о себе знать.
– Вы собираетесь на орбитальную станцию? – спросил Хармон.
– Да. – Это перестало быть секретом сразу, как только я приказал механикам срочно починить шаттл.
– Чем мы можем помочь?
– Ничем. Я просто хотел попрощаться. Вы были хорошим другом.
– Я всегда буду вашим другом.
– Пути Господни неисповедимы. – Скорее всего, я не вернусь. Зачем себя обманывать?
– Я хорошо помню нашу первую встречу, капитан.
– Я тогда был в отпуске.
– Вы путешествовали с вашим другом мистером Кэрром. Помните, вы остались у меня ночевать?
– Мы вводили вас в заблуждение, – Мои глаза заволоклись пеленой слез. – Вы были так добры, Хармон.
Он пересел ко мне на диван.
– Что с вами, Николас?
Я не мог говорить и лишь через несколько долгих секунд взял себя в руки.
– Вам когда-нибудь приходилось совершать ужасный поступок ради того, чтобы предотвратить еще худшее?
