музыку. Пусть только тронет меня, я изгажу ему постель.
Я отложил ложку в сторону и строго выговорил ему:
– Тебе нужна нянька, а не взрослый товарищ.
– Вы такой же, как все остальные, – скривился он и пробормотал ругательство.
– Что ты сказал? – грозно поднялся я.
– Ничего.
– А мне почему-то послышалось «сморчок». Джеренс благоразумно молчал. Я сел и принялся за суп.
Сидеть одному в каюте было невмоготу, поэтому после ужина я побрел на капитанский мостик, хотя торчать там тоже было удовольствием ниже среднего. В это время дежурил лейтенант Стейнер. Его презрение ко мне проявлялось вяло и изредка. Разговор у нас, естественно, не клеился. Спустя некоторое время он все же спросил:
– Капитан, что с мистером Тамаровым? Откуда в нем такая тоска?
– Тоска? – нехотя откликнулся я.
– Разве вы не заметили, какие у него глаза?
– Не обращал внимания. А какие у него глаза?
– Несчастные, печальные. Ему очень тоскливо.
– Что, по-вашему, я должен сделать?
– Вам должно быть виднее, капитан. – В его голосе снова появился лед.
– Спасибо за совет. – В самом деле, давненько я не говаривал по душам с Алексом. Надо будет зайти к нему в каюту. Кстати, к кому его подселили? Я до сих пор не поинтересовался! Хорош гусь! Я вскочил и понесся по коридору к его каюте, постучался.
Никто не ответил. Я постучался еще раз, открыл дверь сам. В каюте был полумрак. Грустный Алекс сидел в кресле между двумя койками.
– Я не знал, что это ты, иначе бы открыл сразу, – извинился он. – Ты пришел по какому-то делу?
– Нет, просто так, – улыбнулся я, усаживаясь. Подозреваю, моя беззубая улыбка не добавила ему хорошего настроения. – Захотелось поговорить, поболтать о том о сем, как раньше, когда мы были гардемаринами.
– Не помню, – мрачно буркнул он.
– Алекс, что с тобой?
– Все то же, ничего нового. Воспоминания не возвращаются.
– Не напрягайся, они сами придут…
– Я сто раз это слышал!
– Зайду в другой раз. – Я встал.
– Не сердись! Что ты такой обидчивый, в самом деле…
– Я не сержусь. – Вдруг я понял, что вру, и устыдился. – Знаешь, я не умею ладить с людьми. Все делаю не так. Заходи ко мне завтра в гости, пообедаем вместе… Ты, я и Анни.
– Боюсь, я вам помешаю…
– Не дури, Алекс!
Его лицо озарилось неуверенной улыбкой.
В тот же вечер я уговорил Анни вернуться в нашу каюту. Ей-богу, я чувствовал себя как салага- гардемарин на первом в жизни свидании с девчонкой.
– Знаешь, Никки, тут на корабле лучше. Хорошо, что ты увез меня от падающих гор, разбитых домов. Я так боялась…
– Все позади, лапочка. Теперь тебе нечего бояться, я с тобой.
Я разделся, выключил свет. Мы лежали молча, неподвижно. Незаметно меня поглотил сон, но вскоре я проснулся от резкого толчка и дикого вскрика. Оказалось, я во сне положил ей на грудь руку. Анни отодвинулась от меня на самый край постели. Постепенно кошмары ее отпустили, дыхание стало ровным, она расслабилась, легонько прижалась ко мне. Я боялся уснуть, но ради ее спокойствия притворялся спящим.
27
Я дежурил на капитанском мостике с гардемарином Россом. Чтобы как-то занять его, я дал ему несколько задачек по навигации, а сам начал просматривать файлы с данными о грузе. Крошечный трюм «Виктории» оказался практически пустым. Оно и понятно – этот быстроходный корабль предназначен для курьерских целей, а не для перевозки грузов.
В дверь постучали, вошел заплаканный Берзель.
– Мистер Стейнер просил передать вам привет и снять с меня десять нарядов, сэр, – доложил он срывающимся голосом.
Значит, Стейнер его выпорол. За что? Наверно, на порку беднягу Берзеля послал Толливер. Чудовище. Разве можно так издеваться над беззащитным ребенком?!
