– Значит, на один день? – спросил он.
– Да, на несколько.
Он повернулся и вошел в дом. Я последовал за ним на кухню.
– Чай еще горячий, – предложил отец.
– Спасибо. – Я взял чашку, налил кипятка, опустил в него на цепочке дырчатый шарик с чайными листиками; молча водил цепочкой и наблюдал, как темнеет вода в чашке.
– Я слышал, что ты вернулся из полета. Бакалейщик рассказывал. Он даже хотел дать мне почитать один из журналов с твоими портретами.
– Отец, не возражаешь, если я останусь на неделю?
– Ты дома, Николас.
– Спасибо.
– Поможешь починить забор, а то коровы Гарта так и норовят забраться в мой сад, выщипать огород.
– Хорошо.
– Это, – показал он на мою униформу, – запачкается.
– У меня есть старые брюки.
– Тогда будешь делать и всю свою прежнюю работу по дому.
Я кивнул. Значит, все как и раньше. Порядки в доме отца ни на йоту не изменились. Однажды, много лет назад в порыве отчаяния я спросил его: «Ты меня любишь?» Отец ничего не ответил. Возможно, он и сам этого не знал.
Я втащил сумку в свою комнату. Здесь за долгие годы тоже ничего не изменилось. Я сел на кровать, пружины привычно скрипнули. Помнится, в детстве из-за этого жуткого скрипа я боялся вертеться с боку на бок – не дай Бог услышит отец.
Переодевшись, я занялся ветхим забором, пока отец не приготовил нехитрый обед: суп и овощи. Потом я снова принялся за работу. Отец, вымыв тарелки, присоединился ко мне. В сумерках осмотрев и попробовав на прочность укрепленный забор, он дал суровую оценку:
– Мало. Придется поработать еще.
– Извини, отец.
– От извинений забор крепче не станет. – Все же он по-своему поблагодарил меня – ткнул в бок – и добавил:
– Сейчас приготовлю ужин.
– Я помогу.
– Сперва вымой руки.
– Есть, сэр, – улыбнулся я одними уголками рта. Но отец, конечно, заметил мою ухмылку и нахмурился.
Помолившись, мы съели холодного цыпленка с салатом из огурцов, вымыли вместе посуду. Я устроился на кухне почитать какую-нибудь из книг, давно записанных в память моего карманного компьютера. Когда настало время ложиться спать, вошел отец, остановился в дверном проеме, спросил:
– Помолишься со мной?
– Конечно. – Я выключил компьютер, пошел за отцом в спальню.
Как обычно, мы стояли на коленях, отец вслух читал Библию, а я молился с закрытыми глазами. Разумеется, отец помнил все псалмы наизусть, но все равно клал перед собой раскрытую Библию.
Каким-то чудесным образом этот ритуал умиротворил мою истерзанную душу, хотя колени к концу молитвы страшно болели. Когда мы встали, я неуклюже обнял отца. Потрясенный, он не знал, как реагировать, – не оттолкнул и не обнял меня в ответ.
Я разделся, открыл окно, впустив прохладный вечерний воздух, забрался в постель. Заложив руки за голову, я рассматривал освещенные лунным светом иконы, столь хорошо знакомые еще с детства, модель космического корабля «Отпор», которую я сам вырезал из бальзы, сувенирный флажок футбольной команды Уэльса. Матчи с ее участием проходили по субботам. На двери шкафа все еще висела моя детская одежда. Столько лет прошло, а казалось, все это было вчера.
Я погрузился в воспоминания.
– Он всегда такой? – спросил как-то Джейсон.
– Да. – Я крутил педали велосипеда изо всех сил, стараясь не отставать от друга.
– Как ты все это терпишь? «Ты помыл пол? Ты молился?» – пародировал он моего отца. – Кошмар!
Я переключил скорость, догнал Джейсона и пристроился рядом, чтобы не кричать ему в спину. Ветер трепал волосы.
– Я привык.
Джейсон скорчил гримасу. Он не понимал, что на самом деле отец относится ко мне хорошо. Да, он загружал меня работой, следил, чтобы я вовремя делал уроки, заучивал наизусть молитвы, пропалывал огород, но позволял мне дружить с Джейсоном, кататься с ним на велосипедах. Отец признавал за мной право самому выбирать себе друзей.
Возможно, отец недолюбливал Джейсона не за вольнодумство, а за болтовню, которой наполнялся наш
