когда-то мечтал служить в Военно-Космических Силах.
Дипломат из меня никудышный, но от презрительного фырканья я все-таки удержался. Разве можно стать кем-то случайно? Я мечтал о флоте с десяти лет и делал все, чтобы добиться своего: поднажал на математику, в журналах читал запоем статьи о флоте. Будь у Боланда на самом деле желание стать офицером, он бы для этого костьми лег. Но сейчас заводить спор было не время.
– Зато вашу мечту осуществит ваш сын, – «утешил» я сенатора.
– Это его собственная мечта, я его не заставлял. Кстати, весьма польщен тем приятным фактом, что вы взяли его с собой, но еще лучше было бы узнать об этом заранее.
– Возможно, – холодно ответил я. Хрен тебе, не дождешься! Чтоб я обзванивал родителей, извещая о каждом шаге их сынков? Когда рак на горе свистнет!
– Между прочим, капитан, тот необычный вопрос с кадрами улажен в лучшем виде.
О чем он? О Джеффе Торне? Что за бессмыслица? А… Он о Слике! Конечно, о трупе лейтенанта Дарвина Слика!
– Его похоронили? Все как следует?
– Да. В Лунаполисе. Вы правильно поступили, что обратились к Дагани. Ни к чему вам скандал с таинственным самоубийством подчиненного.
На самом деле это была идея Толливера, без него я точно напоролся бы на скандал.
– Знаете, я слишком прямолинеен и не умею улаживать такие дела, так что без помощи адмирала Дагани правда не мог обойтись.
– Ричард, – окликнул Боланда сенатор Уиверн, – я вижу, ты захватил нашего юного героя в личную собственность?
– Болтали о пустяках, Бретт. – Боланд тактично удалился к группке адмиралов, уступив Уиверну место.
– Капитан, журналисты жаждут взять у вас интервью, – хихикнул Уиверн. – Если представители масс- медиа не идут к Франджи, он сам идет к ним; а вот взять интервью у вас им пока еще не удавалось.
– И не удастся, надеюсь.
– О, вы не знаете журналистов! Это такие наглецы! Им ничего не стоит вас растерзать, поэтому я хочу вам помочь. Давайте выйдем в тихое местечко, где я смогу дать вам хороший совет.
Я глянул на часы.
– Но церемония начнется через несколько минут.
– Этих минут нам вполне хватит.
Мне не терпелось отделаться от него, но наживать новых врагов не стоило. В конце концов, Академия превыше всего. И я послушно последовал за сенатором.
После гула людной гостиной коридор показался странно тихим. Мы зашли за угол. Я волновался за кадетов, оставшихся без присмотра, если не считать гардемарина Тенера, но от него можно ждать чего угодно.
– Итак, – страдальчески вздохнул я, – каков ваш совет?
Улыбка сенатора померкла, во взгляде появилась жесткость.
– Чтобы выдержать натиск журналистов, вы должны быть готовы к самым коварным, самым наглым вопросам.
– Я готов.
– Они буду изводить вас вопросами о вашей сказочной карьере, о чудесных спасениях из безвыходных положений, но это все цветочки, а ягодки впереди. Наверняка вас спросят и о душевнобольной жене, сбежавшей из клиники в трущобы Нью-Йорка, и…
– Сенатор! – рыкнул я.
– О бывшем трущобнике, сожительствующем с ней в доме вашего покойного отца в то время, как вы в Академии изображаете из себя строгого блюстителя нравов…
У меня потемнело в глазах. Что произошло, я понял лишь в тот момент, когда мой кулак врезался в стену.
Оказалось, сенатор уклонился от моего бешеного удара. Увы, в челюсть ему я не попал.
– Возьмите себя в руки, Сифорт! Хватит махать кулаками! – увещевал меня Уиверн, пятясь вглубь коридора.
– Ублюдок! – рычал я, все еще плохо соображая от ярости.
– Послушай, парень, я хотел дать тебе дельный совет, чтоб ты не опозорился перед журналистами. Они ведь мастера задавать каверзные вопросы. Могут спросить, например, зачем ты сбежал из Академии и шлялся по трущобам? Не искал ли ты там дешевых сучек, готовых на любые извращения?
Я схватил его за грудки, прижал к стенке.
– Уиверн, я вас убью!
– А журналистов тоже?
– Они ничего не знают о том, что вы говорили.
– Эх, парень! Как ты наивен. Пока не знают, но скоро узнают. Я гарантирую.
