– Что ты суетишься, Джонс! Паук у тебя в скафандре завелся, что ли?! – покрикивал сержант Радс. Кадеты заржали.
– Тихо! – прикрикнул я, внося свою лепту в дело воспитания подрастающего поколения.
– Кадет Дрю всегда смеется, сэр, – пожаловался Радс, испепеляя веселого мальчишку взглядом. – Особенно весело он будет смеяться вечером в казарме, когда я буду вправлять ему мозги.
– Извините, сэр, – пропищал весельчак ростом почти с сержанта.
Учебный шлюз был гораздо просторнее того, через который я входил в купол из шаттла, но вместить сотню кадетов не мог даже он, поэтому выводить их предстояло тремя группами.
Когда шлем пристегнут, общаться можно только по встроенной рации. С кадетами офицеры разговаривали на одной частоте, а между собой – на другой. Раньше мне это казалось несправедливым, но теперь, когда я сам стал офицером, понял необходимость подобных мер для поддержания порядка.
За куполом в ожидании выхода последней группы кадетов я пнул лунный грунт, покрытый пылью. На Земле она бы взметнулась, полетела по воздуху, а тут, в вакууме, сразу осела, словно песок.
– В колонну по два становись! – скомандовал сержант. – К корпусу шагом марш!
Корпусом мы называем модель космического корабля в натуральную величину. Этот цилиндр находится к югу от учебного шлюза, предназначен для тренировок; установлен в горизонтальном положении и наполовину зарыт в грунт так, что над поверхностью выступает лишь верхняя его часть.
Мы с лейтенантом Нгу Бьен шли позади колонны, сержант Радс – впереди. Местность вокруг ни капли не изменилась с тех пор, как я видел ее кадетом. Впрочем, лунный ландшафт не меняется тысячелетиями, ведь тут нет атмосферы и ветров, а значит, и эрозии.
Обычно корабль ВКС походит на карандаш, на который надеты два-три круглых кольца. Эти диски расположены в центре «карандаша» и называются уровнями, или палубами: это жилая часть корабля. Внутри «карандаша» от дисков до носа тянется грузовой трюм, а ниже до самой кормы – термоядерная электростанция и двигатели, как обычные реактивные, так и сверхсветовые. Из нижнего торца выступает труба сверхсветового двигателя.
Много поколений кадетов, и я в том числе, учились карабкаться по корпусу в магнитных ботинках и производить мелкий ремонт в условиях открытого космоса. Между прочим, ходить в магнитных ботинках очень тяжело. Однако, к чести кадетов, за всю историю базы ни один не сорвался с корпуса в лунную пыль.
Кадеты выстроились в шеренгу, разбились на группы и начали тренировку. Большинство ползали по корпусу, включив в подошвах ботинок электромагниты. Одна группа, которой достались скафандры с встроенными реактивными двигателями, под руководством сержанта Радса собралась у кормы учиться летать.
– Сэр, покажете им, как это делается? – спросил у меня сержант на преподавательской частоте. Он, как и все остальные сержанты, особенно перед начальством не прогибался.
– Нет, что вы… – промямлил я. Честно говоря, в этом деле я не специалист. Да и не солидно начальнику Академии прыгать перед кадетами. Хотя… – А куда вы предлагаете мне сигануть?
– От носа к трубе двигателя, если не возражаете.
– Ничего себе, – пробормотал я. Если промахнусь и пролечу мимо кормы рылом в грунт, кадеты удивятся. – Знаете, сержант, я давно не тренировался.
– Пустяки, справитесь. Если вы покажете им пример, они будут усерднее учиться, – уговаривал меня сержант. – Вы ведь летали не только в кадетские времена.
– Да, – кисло согласился я.
Сержант принял это за согласие сигануть на трубу и объявил кадетам, что сейчас начальник покажет им высший пилотаж. Отказываться было поздно. Я нервно начал примериваться, прикидывать, под каким углом лучше лететь.
На Луне прицельные прыжки на дальние расстояния труднее, чем в невесомости. Помнится, когда я влетел в шлюз «Гибернии», едва не сломал ноги. А тут к инерции добавляется сила тяжести. Конечно, на Луне она в шесть раз меньше, чем на Земле, но все-таки…
– … одним прыжком, как вам сейчас покажет начальник Академии, – торжественно вещал сержант своим подопечным. – Особое внимание обратите на угол взлета и точки, в которых корректируется траектория. Эй ты, отойди от трубы! Не подходить ближе десяти метров! – Переключившись на преподавательскую частоту, он обратился ко мне:
– Скажете, когда будете готовы к прыжку, сэр.
– Ладно. – Я переключил рацию на кадетскую частоту:
– Внимание. Следите внимательно, повторять не буду.
Попаду или не попаду? Вот в чем вопрос. Я вспрыгнул на корпус, включил на пару секунд двигатель, но немного не рассчитал: пролетев по параболе к носу корпуса, я чуть не свалился с него. К показательному прыжку от носа до самой кормы на трубу я готовился тщательнее. Предстояло пролететь более сотни метров. Не шуточки!
Вот влип! Как я позволил сержанту уговорить себя? От злости я зарычал и вдруг вспомнил, что моя рация включена на кадетскую частоту. Болван! Сразу надо переключать частоту!
Еще раз оценив расстояние я установил сопло двигателя вертикально, включил его на малую мощность. Что я, сумасшедший, чтобы прыгать одним прыжком? Надо лететь не по параболе, а медленно, на постоянной высоте. Подбавив мощности, я взлетел, наклонил реактивные струи и двинулся к корме, аккуратно сохраняя равновесие. Не кувыркнуться бы на глазах у кадетов!
Низковато, надо повыше. Черт! Переборщив, я слишком высоко взмыл над корпусом. Пришлось включить головной двигатель. Терпеть этого не могу! Приходится наклонять голову так, что подбородок упирается в грудь, а из-за ослепительных струй над головой ни хрена не видно. Опять ошибка – вильнул вправо. Осторожнее, придурок! Лети строго по центру корпуса!
