Второе космическое путешествие капитана Сифорта закончилось катастрофой, когда идиот адмирал бросил его на вышедшем из строя «Дерзком» с пассажирами, которых адмирал невзлюбил. Благодаря мужеству, твердости характера и силе воли Сифорт сумел дать бой рыбам и вернуться домой на неисправном корабле.
Он вновь отправился на планету Надежда, но оказался вовлеченным в заговор плантаторов. Совершенно больной, оставленный на ответственном посту представлять земную администрацию после отбытия всего космического флота, Сифорт сумел усмирить восстание. После этого он на шаттле отправился на орбитальную станцию уничтожать сотни рыб, которые начали набеги на планету. Сифорт считал при этом, что его поступок равнозначен измене и его повесят. Если бы на Земле за время его отсутствия не внесли поправку к закону, его бы отправили на скамью подсудимых, а не приветствовали как героя. Отец и один адмирал Военно-Космического Флота не дали ему уйти в отставку. Капитана назначили начальником Военно-Космической Академии, куда я поступил кадетом. Несколько месяцев спустя мне было позволено сопровождать его во время рокового полета на «Трафальгаре».
Отец нетерпеливо пошевелился.
– А это нельзя отложить? – спросил я.
– Роб, мне нужно знать.
Я неохотно набрал номер и подождал, пока меня соединят с Вашингтоном.
– Адам? Это Роб Боланд. Спасибо, с сенатором все в порядке. Я пришлю вам речь, с которой он собирается выступать. Нам бы хотелось, чтобы мистер Сифорт просмотрел ее. Я могу позвонить э-э-э… завтра.
Отец нахмурился, но я не отреагировал. Он сам учил меня терпению. Если на капитана слишком нажать, он тут же откажется.
Адам обрадовался моему звонку.
– Может, сядешь на суборбитальный да присоединишься к нам за обедом? Я знаю: ему будет приятно повидаться с тобой.
– Не хочу навязываться…
– Прекрати.
Я судорожно сглотнул – давала о себе знать память о тех днях, когда Адам уже был полноправным гардемарином, а я – простым кадетом.
– Если вы уверены, сэр…
– Ждем тебя в семь. Захвати с собой речь, он ее прочитает, если я скажу, что дал тебе обещание.
– Спасибо, Адам.
– Жду. А потом выпьем вдвоем – ты да я.
– Заметано, – Я повесил трубку. У отца был довольный вид:
– Вот видишь! Я всегда знал, на какой рычаг нажимать.
– Вот, значит, кто я для тебя? – Я улыбнулся, чтобы вопрос не прозвучал слишком язвительно.
Отец расплылся в улыбке, отчего морщинки вокруг глаз собрались в складки:
– И это тоже, но в целом гораздо больше. Кроме того, ты с удовольствием навешаешь их.
– Конечно. С другой стороны, там будет сын Адама. Рот отца сжался в тонкую линию.
– Твой… «племянник»?
– Лучше б я не соглашался изображать «дядю». Неприятный мальчишка.
Через несколько минут я отправился домой собираться: капитан, скорее всего, пригласит меня остаться на ночь. Если не он, то Адам наверняка.
Укладывая смену белья, я размышлял о своем друге Тенере. Он расхлебывал кашу, которую сам заварил. Вместо того чтобы наказывать сына за проступки сызмала, он все ему прощал, пока не стало слишком поздно. Но даже теперь его могла спасти жесткая дисциплина, вроде той, какую применил ко мне капитан.
С другой стороны, чего мне совать нос куда не следует? Я пока не женат. Возможно, растить ребенка гораздо сложнее, чем кажется. Я глянул на часы. Пора отправляться в порт на шаттл.
– Мама, что ты говоришь? – я пытался расслышать сквозь треск в наушнике и гул двигателя.
– Прошлой ночью я видела вас в новостях.
– На станции свежей воды? У меня не было выбора, ехать или не ехать.
Как член Генеральной Ассамблеи от приморских городов я просто был обязан присутствовать при разрезании ленточки, хотя станция на Гудзоне – еще один пример печально известных бессмысленных проектов генсека Кана. Я знаком попросил стюарда долить мне джина.
– У Ричарда был мрачный вид, – заметила мать. – Как он там?
– У него все хорошо.
С тех пор как родители развелись, они старались через меня узнавать новости друг о друге. Я не возражал. Их взаимный интерес был добрым знаком. Мать давала отцу советы по поводу его публичного имиджа, а он помогал ей пережить тоскливые недели после операции с трансплантантом.
– Ему лучше заняться делом, а не только красоваться на открытиях, иначе эта колючка Кан присвоит себе все заслуги с водой, – мама, как всегда, говорила прямо то, что думает, – Отец знает.
