— Не знаю… — Опустив голову, она не отрывала взгляда от одной точки на полу перед письменным столом. — Не уверена, что мне вообще хочется во что-либо верить сейчас. Я весь день пахала, как лошадь. У меня мозги устали. И я буду придерживаться фактов: из-за заварушки с проституткой в баре «Виктория» ты получил выговор. Руководство сочло происшествие достаточно серьезным, чтобы отстранить тебя от обязанностей руководителя следствия по делу об убийстве. Мне ты тоже не сказал о том, что там произошло. Или чего не происходило. Вот этих фактов я и буду придерживаться. Мне кажется, тут больше чем достаточно.
Валманн попытался в последний раз:
— Я понимаю твои чувства, но, должен сказать, немного разочарован. Ты даже не слушаешь меня, а просто взяла и молча проглотила все эти сплетни.
— В другой раз, Юнфинн. Пожалуйста. Я весь день копалась в несчастных женских судьбах. А потом я возвращаюсь сюда, и мне прямо на голову выливают подробности об одном несчастном мужчине! О тебе — моем собственном муже! Прости, но сейчас у меня нет настроения вникать в новые детали. — Теперь в ее голосе звучали лишь разочарование и печаль.
— Ладно, будь по-твоему, — коротко ответил Валманн, — я сегодня посижу подольше. Меня не жди — ложись спать.
— Даже и не собиралась, — быстро ответила она, — я сразу лягу спать. А ты ляг в гостиной, а то разбудишь меня.
Ну вот, теперь его отлучили еще и от постели — так же быстро, как немного раньше отстранили от обязанностей руководителя следствия.
— У меня на столе лежат копии материалов по Лив Марит Скард, — сказала Анита, открывая дверь. — Это на тот случай, если тебе вздумается на них взглянуть.
— А разве ты забыла, что меня отстранили от дела? — Теперь он тоже был раздражен, а с раздражением росло и чувство обиды.
— Я тебя знаю, — отвернувшись, пробормотала она, выходя в коридор.
— Знала бы — не поверила бы во все это дерьмо! — ответил Валманн. Дверь за Анитой уже закрылась, но ему было все равно. Сейчас он тоже не желает, чтобы его успокаивали.
21
Лив Марит Скард.
Израненная мученица Лив…
Лив — истерзанная мученица…
Не в ее привычка было доверять свои чувства бумаге. Она никогда не хотела быть поэтессой. Однако, глядя на несколько слов, написанных на лежащем перед ней листке, она испытывала гордость. Эти слова успокаивали ее. Хотя нельзя сказать, что она сильно волновалась. Ей было интересно, но ни испуга, ни волнения она не чувствовала. Она почти не переживала. Вообще-то положение вещей ее вполне устраивало. Все оказалось проще, чем она ожидала. Так долго это тянулось. Осталось самое тяжелое. Так и должно быть. Но эта мысль не испугала ее, во всяком случае сейчас. Наоборот — она успокоилась. Это спокойствие того, кто выигрывает. Спокойствие того, кто знает, что игру ведет именно он, а противнику об этом ничего не известно. И самым главным было предвкушение победы, когда противник тоже узнает (но слишком поздно). Она попыталась представить себе этот момент, и ее переполнило чувство глубокого удовлетворения.
Лив Марит Скард…
Мученица Лив…
Когда-то она была мученицей. А теперь? Нет. Она решила, что теперь все иначе. Разве не пришло время этому порадоваться? Отпраздновать?
Она поднесла к губам бокал с кальвадосом и вдохнула его резкий опьяняющий аромат. Смочила губы. Вообще-то ей не следует пить спиртного. И она это прекрасно знает. Спиртное плохо действует на нее. Она перестает себя контролировать. Однако сегодня знаменательный день. Праздник. И его необходимо отметить!
Она отпила немного этой благородной жидкости. Вкус ей нравился. И нравилось, как по телу разливается тепло — от горла, по груди, а потом по животу вниз. Она усмехнулась. Напиваться она не собиралась, просто хотела немного выпить. Вечером она пойдет развлекаться, как все остальные жители этого города перед Рождеством. Она будет праздновать, но не сочельник и не появление Вифлеемской звезды. А что же тогда? Окончание этого промозглого, холодного, темного и угнетающего времени года? Нет, это пусть празднуют остальные, ее это не касается. Она празднует поминки. Радостные поминки. Помянет Лив Марит Скард. Израненная мученица Лив обрела наконец свой последний приют. И она спляшет на ее могиле. Только сначала нужно закончить дело.
Она осушила бокал. Прикусила губы. С громким вздохом выдохнула, так что в комнате отдалось эхо. Начало положено. Это привкус настоящей жизни. И скоро это будет ее жизнь.
Однако что за праздник в одиночку? Она планировала устроить все иначе. И уже нашла сотрапезника. Расставила сети. Получила над ним власть. Ведь она прекрасно его знала. Отправила ему приглашение. Может, он и удивится, получив его, но отказать не сможет. Она написала приглашение на хорошей бумаге и запечатала в плотный конверт кремового цвета, купленный в книжном «Гравдал» на площади Эстреторг. Отправила его с посыльным. Из приглашения он обо всем и узнает.
Она посмотрела на часы. Время еще есть. Его слишком много. В приглашении она указала точное время, уверенная, что он придет минута в минуту. Проявит свою обычную пунктуальность. А пока она нарядится и приведет себя в порядок. Чтобы не разочаровать его. Она снова взглянула на часы. Как же медленно тянется время! Вытащив пробку из бутылки, она опять наполнила бокал, но пить не стала. Опьянев, она все испортит. Она должна удержаться от этого. Ей не трудно, ведь она выдержала так много и все время ждала этого. Лишь этого.
Она ждала. Она дрожала от нетерпения. Она считала часы, четверти часа и минуты, оставшиеся до того момента, когда она встанет, наденет лежавшее в тесном коридоре красное пальто, откроет дверь и выйдет на улицу. На улицу Эстрегате, где обледеневшие тротуары давно уже не чистили. На высоких каблуках она дойдет до Паркгата, свернет налево, затем еще пару кварталов вниз, а потом направо.
И там она его встретит.
Через пятьдесят восемь минут.
22
Валманн внезапно проснулся. Он заснул, сидя на старом, но удобном стуле с высокой спинкой. Такое произошло не впервые, но раньше, когда Валманну случалось вот так вздремнуть после тяжелого дня, ему никогда не снились кошмары. Сейчас он проснулся от страха, взмокший от пота. Приснилась ему Йертруд Моене. Они были в ее кабинете, и он, наклонившись над столом, гладил ее по голове. Ее поседевшие волосы были подстрижены так коротко, совсем по-мужски. Он чувствовал, как щетинки колют пальцы. Однако он продолжал гладить ее, и его переполняло странное чувство покорности, желание угодить. А за окном все громче выли полицейские сирены…
Многие считают, что сны что-то означают. И что же, интересно, означает этот сон? Что он сожалеет о беспокойстве, которое пережил весь отдел из-за того происшествия в баре «Виктория»? Что в глубине души он хочет извиниться перед начальницей управления Йертруд Моене и пообещать в дальнейшем строго соблюдать все процедуры? Что он станет хорошим мальчиком?
Нет! Подобное исключено. Ему нечего стыдиться и не за что извиняться. И если этот неприятный сон как-то связан с положением, в котором он оказался, то истолковать его можно так: Валманну больше не следует тратить время и силы на то, чтобы задобрить начальницу управления. У него свои собственные
