Затем испытуемого выволакивают из хижины, валят на землю и принимаются хлестать лиановыми прутьями до тех пор, пока он не потеряет сознание. Вот теперь он почти мужчина! Его можно было бы уподобить средневековому оруженосцу. Еще одно испытание — и он рыцарь, то есть один из избранных.
Таким испытанием является убийство, которое он должен совершить. По законам племени настоящим мужчиной может стать только тот, кто убьет другого мужчину. Для женщин же законов не существует; их приравнивают к свиньям и применяют к ним те же правила, которые существуют для покупки и продажи свиней. Ночь накануне убийства молодой воин проводит вместе с отцом и дядьями, иногда со старшими братьями — это и есть ночь бодрствования в бамбуковых джунглях. Вероятно, испытуемый волнуется, но не смеет этого показать: ни один мужчина не должен выказывать страх или волнение. Чем он скрытнее, тем выше ставится среди других мужчин в мужском доме родной деревни.
И он знает, что отныне вся его жизнь зависит от нескольких часов на рассвете. Он видел смерть многих своих товарищей во время церемонии обрезания. Видел, как некоторые не выдерживали и начинали кричать, когда им плевали в лицо и протыкали носовой хрящ — теперь они годятся только на то, чтобы стать рабами, ходить за свиньями или надзирать за женщинами, и все! А у него есть шансы стать воином!
Для этого он обязан сам убить мужчину. Если же он сын влиятельного вождя, то случается и так, что кто-то из воинов отца доставляет ему пленного, когда ему самому не удается найти такового. Пленник, связанный по рукам и ногам, лишен возможности обороняться. В присутствии родственников молодой воин убивает его ударом каменного топора в голову.
Все помыслы, вся, если угодно, творческая фантазия юноши направлены на то, чтобы изыскать способ, как убить врага, а самому остаться невредимым. Жители деревень, на которые нападают, часто принадлежат к тому же племени кукукуку и на протяжении многих лет имеют определенные контакты с нападающими. Поэтому можно предположить, что, по понятиям этих людей, убийство — не что иное, как своего рода торговля, заключение сделки, когда умный дурачит простофилю. Убийство — настолько будничный акт в жизни племени, что кукукуку неведома кровная месть, известная многим другим народам. Деревня, подвергшаяся нападению, может через некоторое время объединиться со своими обидчиками, чтобы атаковать третью деревню.
О племени кукукуку говорят, что их жизнь можно сравнить со смертельно опасной горной тропой. Но чувствуют ли они повседневную опасность, сказать трудно. Когда мужчина выходит ночью по нужде из хижины, он рискует быть убитым. Утром, спускаясь к ручью, он может попасть в засаду. Женщине и того хуже. Она живет вместе со свиньями, и, если тень ее упадет на тень воина, женщину ждет смерть. Мужчина, пребывающий в дурном расположении духа, отыгрывается на своих женах. Если по вине женщины пропадает свинья, несчастную нередко запарывают до смерти. Никто не может убежать из своей деревни. Весь окружающий мир для них — враг; в другой деревне вы рискуете быть убитым и съеденным. Территория, по которой решаются ходить люди, часто не больше европейского городского парка.
Патрульный офицер Маккарти из Меньямьи, откуда моя экспедиция отправилась в страну кукукуку, весьма красноречиво поведал мне, как мало для этих племен значит жизнь человека. По его словам, он находился неподалеку от здания своего патрульного поста, где покупал у местных жителей кау-кау (клубни таро).
— Один из них швырнул к моим ногам несколько корней и протянул руку за солью. В это время другой протиснулся вперед и оттолкнул его в сторону. В тот же миг торговец вытащил из-под накидки каменный топор и размозжил обидчику голову, после чего, едва взглянув на убитого, засунул топор на прежнее место и с хихиканьем снова протянул руку за солью.
А мне вспоминается другой, еще более тяжелый случай. Во время моих странствий по бамбуковым зарослям среди людей племени кукукуку отряд воинов поднимался по скользкой тропе на гребень горы. Неожиданно одному из пожилых мужчин стало плохо — возможно, у него случился сердечный приступ. Все дальнейшее произошло настолько быстро, что я не успел даже сообразить, в чем, собственно, дело. Я только увидел, что мужчина упал навзничь и с трудом дышит. Я пытался подозвать переводчиков, чтобы хоть немного облегчить его страдания: в моей походной аптечке были разные лекарства, которые, возможно, ему помогли бы. В этот момент к старику подбежал Сиу-кун, известный своей храбростью воин, с которым у меня сложились добрые отношения. Подняв каменный топор, он с такой силой опустил его на голову старику, что у несчастного треснул череп.
Все происшедшее произвело на меня столь тягостное впечатление, что я долго не мог прийти в себя. Но понемногу я оправился от шока и даже записал всю сцену в свой дневник. И только тогда понял, какую поистине уникальную, с точки зрения журналиста, картину упустил: мне надо было ее заснять, держа наготове фотокамеру, но меня остановил Джон, один из переводчиков.
— Если ты подойдешь ближе, нас всех убьют, — крикнул он.
— Но почему Сиу-кун его убил? Ведь это его отец.
— Потому-то он и убил его. Сын должен помочь отцу уйти из жизни. Настоящему мужчине уготовано умереть насильственной смертью, лучше всего в бою. Если же духам так неугодно, сын должен прийти ему на помощь и убить. Это акт любви. Но только не подходи ближе, умоляю тебя, киап!
— А что там должно теперь произойти?
— Сиу-кун съест мозг отца.
Эти слова переводчик произносит с таким спокойствием, словно рассказывает о человеке, возлагающем венок на могилу своего покойного отца.
И хотя все это кажется мне каким-то жутким сном, я еще не настолько утратил связь с жестокой действительностью, чтобы не понять одного: я должен запечатлеть на пленку воина-кукукуку, только что ударом топора прикончившего своего больного отца, а затем поедающего его мозг. Такое фото будет настоящей сенсацией, которая облетит весь мир. Вот что еще случается на нашей планете в последнюю треть XX столетия. И это в век космических полетов и искусственных спутников!
Но Джон смотрит на меня в тихо говорит:
— Ты ведь хорошо знаешь, что тебе никогда не удастся сделать этот снимок. Своим поступком ты отравил бы остаток жизни Сиу-куна. Никто не должен видеть, что там происходит. У человека из племени кукукуку в жизни есть два момента, когда никто не должен ему мешать: когда женщина уходит одна в джунгли, чтобы родить ребенка и затем съесть послед, и когда сын помогает отцу уйти в царство мертвых, остается наедине с его мертвым телом и съедает мозг покойного.
Разумеется, Джон прав. Как мог я думать, что у этих людей притуплены все чувства. Да, они могут казаться тупыми, если мерить их по тем меркам, которыми оценивается жизнь в наше время и в тех широтах, где мы росли. Разве такая основа для оценок справедлива? Сиу-кун убил своего отца, ибо знал, что тот уже не в состоянии бороться в этой жизни, а съел мозг покойного, чтобы тем самым почтить его память и впитать в себя частичку его мудрости и духовной силы. Таковы обычаи племени кукукуку.
Итак, Сиу-куна оставили наедине с отцом. Вместе со всеми и я, погруженный в мысли, по петляющей тропе удаляюсь вверх, туда, где высокая трава кунай закрывает обзор. Прошло минут десять, а может быть, и больше. Наконец появляется Сиу-кун, молча присоединяется к остальным, и мы трогаемся в путь. Никто не проронил ни слова. Но вот Сиу-кун, сначала едва слышно, произносит магическое «куку-куку», и вслед за ним призывный клич подхватывают соплеменники. Так они на сей раз воздают дань уважения умершему. Мне даже кажется, будто в воинственных призывах появились другие, более мягкие тона, которых дотоле не доводилось слышать. Впрочем, не исключено, что все это мне просто почудилось и знаменитые крики означают отнюдь не то, что я пытаюсь в них вложить. А может, в них вообще скрыт более глубокий смысл, чем тот, который до сих пор им приписывали белые.
Я недоумеваю: разве покойника не будут хоронить? Мы ведь оставили труп старика в траве. Вечером, когда мы разбили лагерь, по обыкновению чуть поодаль от воинов, Джон рассказал мне о местном обычае: если кто-либо умирает в походе, его тело оставляют в траве или джунглях — при условии, что поблизости нет жилья. Здесь опасаются только одного: как бы труп не попал в чужие руки, пока мясо еще съедобно. Если места необитаемы, этого можно не бояться. Если же смерть настигнет воина дома, то его труп коптят и помещают на вершину или склон горы, откуда покойник может обозревать родные места и деревню. В землю же ни при каких условиях умершего не закапывают. Кукукуку не желают, чтобы он стал добычей червей и грызунов. В этом у них много общего с другими племенами, живущими в центральных районах
