человек, но первый европеец, которого он увидел в своей жизни. А я, беседуя с ним, вспоминаю свое первое путешествие к племенам форе, чьих женщин поражает страшная болезнь — куру. С той поры утекло много воды, я многое повидал и научился многому не удивляться, но мне никогда не забыть жуткий обычай форе: они поедают бóльшую часть своих мертвецов, а хоронят лишь самых старых. Этот обычай, с которым невозможно покончить на протяжении жизни одного поколения, и сегодня не отличается от того, каким он был десять лет назад.
Против него оказались бессильными миссии и патрульные посты. А между тем, по мнению ученых, он может служить причиной распространения куру. В то утро, когда я беседовал с Рупертом, мать которого стала жертвой этого заболевания, я еще раз спросил себя: вправе ли мы судить других? С точки зрения цивилизованного человека, упомянутый обычай отвратителен. Но попробуем посмотреть на него глазами самих форе. Они рассматривают его как акт любви, совершаемый ими по отношению к умершим членам семьи. Многие старики, лежа на смертном одре, умоляют, чтобы тело их было съедено детьми и внуками, они, если можно так выразиться, завещают свое тело как наследство, выделяя каждому из живущих определенную часть. Молодых, погибших в бою или от внезапной болезни, хоронят на «кровавом поле».
Болезнь куру — до сих пор загадка для медицины. Течение ее несколько напоминает рассеянный склероз; поражает она только женщин племени форе во внутренних районах Новой Гвинеи. Больные умирают от жестоких судорог, которые чем-то похожи на неудержимые приступы смеха. Еще пару десятилетий назад цивилизованный мир не знал о существование племени форе. Как сообщалось в телеграмме агентства ЮПИ из Сиднея от 14 августа 1968 года, доктор Р.В. Хорнабрук на конгрессе медиков в Австралии утверждал, что «смерть от смеха» — заразная болезнь; инфекция передается с принятием в пищу местными жителями разлагающегося человеческого мозга.
Я не врач, и не мне судить о достоверности исследований доктора Хорнабрука. Но я путешествовал в этих краях и посещал сестру Марию Хорн, которая живет среди племени форе и пытается помочь тысячам женщин, заболевших этой болезнью и умирающих в страшных мучениях, веря, что на них ниспослано колдовство. Когда я впервые встретился с Марией Хорн, пост Аванде существовал всего три года. Здесь, в зеленой долине среди гор, собирали больных куру из близких и дальних мест, пытаясь облегчить их страдания перед смертью. Марию Хорн называют «белой мери из Аванде», и работа ее — тяжелейший повседневный труд. Неделю за неделей странствует она по дальним деревням и джунглям в поисках осиротевших детей, которые погибли бы от голода, не возьми она их с собой в Аванде. Когда идут непрерывные дожди, она вынуждена шагать по колено в грязи, а во время засухи лицо ее опаляет беспощадное солнце. Ее постоянно мучают паразиты, трясет малярия, она страдает от голода и жажды во время своих изнурительных походов по землям племени форе. Но не было такого случая, чтобы ее труд пропал даром. Где-нибудь в зарослях она находит умирающую мать в окружении ребятишек. Помочь больной Мария бессильна, но она остается с ней до тех пор, пока не наступит смерть, хоронит умершую и забирает с собой детей. А в другом месте она удерживает мужчин от набега на соседнюю деревню, потому что тамошний колдун, по их убеждению, наслал на их женщин болезнь куру. Сестра Мария колет больных пенициллином и заставляет их принимать другие лекарства, ставит клизмы, собирая при этом вокруг испуганной больной жителей нескольких деревень. Она перевязывает раны, ухаживает за больными и умирающими… Словом, она врач, медицинская сестра, детская няня, миссионер и учительница домоводства одновременно.
Во время нашей беседы Мария Хорн говорит:
Я по-прежнему безуспешно борюсь с бессмысленным страхом людей перед колдовством. Мне вряд ли удалось обратить в истинное христианство хотя бы одного жителя здешних мест, несмотря на то что многие называют себя христианами. Как-то раз, когда скончалась одна из наших больных в Аванде, ко мне пришли ее муж и брат с просьбой выдать им тело умершей. Вот уже много месяцев, как они сами называли себя христианами, и я столько времени убеждала их, что куру — это наследственная болезнь и не имеет ничего общего с колдовством и магией. «Мы не будем есть ее труп, — заверил меня муж покойной, — мы хотим только устроить маленькие поминки в деревне, а потом принесем тело назад и похороним его здесь, в Аванде». Я поверила ему, но все же решила пойти в деревню, когда начались поминки. Мертвую женщину посадили, прислонив к стене мужского дома. В руки ей вложили веревку, и все жители деревни, распевая псалмы, подходили и дергали за эту веревку. На мой вопрос, зачем они это делают, лулуай (вождь) ответил: «Мы дружим с христианским богом. Если женщина выделит мочу, когда кто-то дернет за веревку, бог укажет нам на колдуна».
Мария Хорн была одной из первых, кто услышал о племени форе и о страшной болезни, поражавшей его женщин. Бросив все, она решила отправиться в эти глухие места, чтобы прийти на помощь. Об этой первой экспедиции Мария Хорн и рассказала мне.
В конце сороковых годов до поселков, расположенных вдоль побережья Новой Гвинеи, дошли удивительные рассказы о племени, живущем в горных внутренних районах острова. Патрульный офицер Скиннер, находясь в трех днях пути от полицейского участка Кайнанту, наткнулся на укрепленные деревни. По словам жителей, они принадлежали племени форе, о котором представители властей до того времени никогда не слышали. Жители казались очень напуганными, но не потому, что увидели белого человека и вооруженных солдат-папуасов, а потому, что, как они утверждали, их женщин околдовали и теперь им суждено умереть.
Переводчику Скиннера нелегко было объясниться с этими людьми — никто из них, естественно, не говорил на пиджин, но Скиннер все же с огромным трудом сумел понять следующее: они уехали из своих деревень, расположенных в горах южнее этих мест, так как местный колдун приобрел слишком большую власть и мог теперь наказать любую женщину смертью. Они показали на трех скрюченных женщин в одной из хижин. В первый момент Скиннер принял их за больных полиомиелитом; женщины были частично парализованы и не могли разогнуться. Ползая вокруг костра, они дрожали всем телом, словно очень замерзли. Офицер был несведущ в медицине, но даже он, наблюдая за несчастными, понял, что это не полиомиелит: лицевые мышцы у них так дергались, что казалось, будто бедняги смеются; то и дело они издавали звуки, отдаленно напоминающие хохот. Три дня спустя все они умерли в страшных мучениях. Местные жители называли болезнь «куру», что, по словам переводчика, означало «смерть от смеха».
Как только я услышала о страданиях этих людей, — продолжала Мария Хорн, — я сразу же решила отправиться в те места, чтобы оказать им посильную помощь. Рассказывать о том, как мне удалось снарядить экспедицию, было бы слишком утомительно, достаточно сказать, что четыре месяца спустя я вместе с четырнадцатью проводниками, полицейским сержантом и переводчикам тронулась в путь из поселка Кайнанту на юг, где жило незнакомое племя форе.
Следует ли удивляться тому, с каким волнением я ждала предстоящей встречи? Когда мы останавливались на ночлег, мне не спалось, и, как только вставало солнце, разгоняя ночной туман, и птицы начинали свой концерт, я выползала из-под защитной паутины противомоскитной сетки, чтобы приветствовать наступление нового дня. Из густых зарослей папоротника клубами вырывался туман, обнажая контуры реки, текущей со склонов далеких гор. Стоило сделать пару шагов в сторону, и я оказывалась на земле, на которую прежде не ступала нога белого человека. И где-то там, в неведомых долинах, в горах, живет племя, которое лишь несколько месяцев назад впервые увидело белого человека.
Новая Гвинея. Всю свою жизнь я провела в этой стране. Родилась я на Земле кайзера Вильгельма — так в дни немецкого господства называлась нынешняя Территория Новая Гвинея — и была свидетельницей всех происходящих тут в последние десятилетия перемен. Как сестру милосердия меня посылали то в одно, то в другое племя, еще совсем незнакомое с современной цивилизацией. После окончания второй мировой войны в Австралию прибыло около двух миллионов переселенцев из Европы. Тогда же на Новой Гвинее было обнаружено много ранее неизвестных племен, которые совершенно неожиданно для себя попали в новый мир — из каменного века в эпоху атома.
Оказалось, что жители острова говорят более чем на пятистах языках, отличных друг от друга так же, как, например, немецкий от турецкого. В пределах одного племени женщины и мужчины говорили на