Она принялась разматывать мою импровизированную повязку, осторожно, еле касаясь.
— Надо было мне позвонить или съездить в больницу. Или и то, и другое.
— Я не мог этого сделать, — объяснил я. — Я не хотел вмешивать тебя. И власти тоже. — В моем голосе все же прозвучали эмоции, которые я старался сдержать. И чувства, о которых я даже не догадывался. — Джилл, он все же мой
Она посмотрела на меня, и я понял, что она думает о собственном папе, который ее предал — вел двойную жизнь и потратил деньги, которые предназначались на обучение. Но Джилл бы тоже не донесла на него. Пока был хоть какой-то выход, но, может, и в безвыходной ситуации тоже не смогла бы. Мы оба чувствовали себя несчастными и преданными и в то же время оставались верны своим родителям.
Посмотрев на меня с пониманием, Джилл все равно разматывала повязку, и хотя я осознавал, что следовало бы ее выгнать, позволил остаться. Все равно Джилл Джекел, которая молча пошла в ванную и принесла оттуда спирт, салфетку и ножницы, меня бы не послушалась.
И когда она промывала влажной тканью порез на щеке, нежно успокаивая меня, крепко держа мой подбородок, я понял — Джилл стала полноправным партнером. Я никогда больше не буду главным в наших отношениях, и меня это устраивает. От самодостаточности я устал.
— Так-то лучше, — сказала она, сделав шаг назад и взглянув на свое творчество. Потом она осмотрела комнату: — Есть из чего сделать новую повязку?
Я показал на пластиковую корзину, в которой лежала купа одежды: — Все чистое.
— Ага. — Покопавшись, Джилл нашла белую майку. Она села рядом и, склоняя голову, аккуратно вырезала длинную полосу.
— Давай, — попросила она, кладя мою руку себе на колени.
— Ай, черт, — пожаловался я сквозь зубы, когда она принялась перематывать место перелома.
— Тристен, — нежно пожурила меня она. Взгляд у нее был лукавый, несмотря на жуткие обстоятельства, — Хватит.
— Буду стараться, — сказал я, вцепившись в матрас, а Джилл нежно, но уверенно повернула сломанную руку под правильным углом.
Боль была почти невыносимой, и, чтобы не потерять сознание, я старался сконцентрироваться на профиле Джилл. Щеки слегка розовые от нервного напряжения, сосредоточена настолько, что прикусила нижнюю губу, на лбу глубокая складка, словно она разделяла со мной мою боль. Я фокусировался на всем этом, напоминая себе, что должен буду ее защищать в случае, если вдруг вернется чудовище и застанет Джилл в моей комнате.
— Ну, Тристен, вот, наверное, и все, — сказала она и встала. — Теперь отдыхай.
Я не стал спорить и лег, закрыв глаза, с мыслью, что сейчас за пару минут наберусь сил и наконец выгоню ее.
Я слышал, как она убрала окровавленную салфетку и то, что осталось от майки. Потом — я все еще лежал с закрытыми глазами, не говоря ни слова ей, — матрас скрипнул и прогнулся, я, почувствовал, как кто-то маленький, но сильный лег рядом со мной, нерешительно положив мне руку на грудь.
Я думал, что такое невозможно, но вскоре понял, что меня снова охватывает сон, я погружался в легкую дремоту, то и дело просыпаясь и все так же чувствуя на себе легкую руку Джилл. По крайней мере, мне казалось, что я лишь дремал и что прошло всего несколько минут. Но, проснувшись таким отдохнувшим, каким давно себя не чувствовал, я понял, что уже начало темнеть, а Джилл лежит рядом, тесно прижавшись ко мне.
Насколько она изменилась с того вечера у нее дома, когда я впервые попытался ее поцеловать и столкнулся с ее стеснительностью и неопытностью. А потом еще эта странная ночь в лаборатории...
Я повернулся, вдруг заволновавшись, что рядом со мной может оказаться безумица, которая впивалась в меня тогда.
Но нет, лицо Джилл находилось в нескольких сантиметрах от моего, и во взгляде читалась теплота. Теплота, нежность, и легкая неуверенность, которую я и ждал от нее в моменты нашей первой близости.
Мы оба молчали, понимая, что происходит, перебинтованной рукой я погладил ее по щеке, не обращая внимания на боль. Когда я слегка надавил ей на плечо, Джилл повернулась на спину, мне удалось подняться, опираясь на здоровую руку, но, наверное, я все равно навалился на нее довольно-таки сильно, и мы начали целоваться, еле касаясь друг друга губами, не спеша, наслаждаясь моментом.
Так... именно так я представлял себе нашу близость. А не как было в лаборатории, когда у нас обоих съехала крыша.
—Тристен, — пробормотала она, когда я, отодвинув край блузки, погладил нежную кожу у нее над бедром. — О, Тристен, — Джилл положила руку мне на плечо. Я почувствовал, как она напряглась.
— Все хорошо, — шепотом подбодрил ее я, думая о том, не вспомнила ли она тот ужасный и одновременно чудесный вечер, когда мы поцеловались впервые. — Все хорошо, — снова заверил ее я, и она расслабилась. Какая она была нежная. Ее дыхание, ее кожа, ее касания.
Так мы лежали долго, поцелуи становились более глубокими и страстными, Джилл понемногу приобретала уверенность, гладила мои волосы, наши языки встречались снова и снова, но все же делать следующий шаг я не спешил. Пока еще рано. Она даст мне знать, когда будет готова. Подаст какой-нибудь еле уловимый сигнал, а пока я буду давать ей только то, что она хочет, не больше. Я уже не поведу себя как чудовище, не буду торопить ее.
— Тристен, — она назвала меня по имени, когда наши губы разомкнулись. — Тристен?
Я чуть отстранился, поднял сломанную руку, чтобы снова погладить ее по щеке, и она открыла глаза.
— Что, Джилл? — прошептал я, завороженный изменчивым цветом ее глаз. — Что такое?
Я покорно ждал ее ответа.
Я надеялся, что она скажет то, что я читал в ее глазах. Что она меня любит.
Сам я тысячу раз уже собирался сказать ей это, когда мы целовались, но все время сдерживался. Я видел, что Джилл тоже уже на грани признания, но мне хотелось, чтобы она сказала это первая, а не повторила мои слова.
— Тристен, — прошептала она, тоже глядя в мое лицо, и глаза ее наполнились слезами. Но не от горя. Эти слезы Джилл Джекел заслужила. Не лить их у могилы, а уронить слезинку на
Но она не успела сказать мне то, что я хотел — так же, как хотел целовать и ласкать ее: в коридоре резко зазвонил телефон, мы оба застыли, таинство момента было нарушено.
При других обстоятельствах я плюнул бы на телефон, пусть разрывался бы до утра. Но в каком-то смысле мой отец был в заложниках, и я ожидал указаний от его похитителя.
— Прости, Джилл, — прошептал я. Я говорил это как никогда от души.
—Тристен, подойди, — настояла она, похоже понимая, что на самом деле произошло между мной и зверем. — Быстрее.
Я снова поцеловал ее и пошел к телефону, оставив Джилл одну в своей комнате.
Я ждала, лежа в кровати Тристена, слушая, как он говорил по телефону.
Я... лежала
Что, если бы телефон не зазвонил?
Меня настолько захлестнули чувства, что я чуть не призналась ему в
Я оказалась