окровавленное лицо Патрика.
9
Нашатырный спирт доктор, разумеется, оставил дома, зато в глубинах его пухлого саквояжа нашлась нюхательная соль, и вскоре глубокий обморок Патрика сменился бредовым бормотанием. Доктор, по-прежнему не подпуская Бальтазара к племяннику, влажной губкой смыл кровь с лица юноши, обнажив длинную, но, к счастью, поверхностную рану, проходящую ото лба к виску и рассекающую правую бровь точно по середине.
— Ничего страшного, — констатировал доктор, поливая рану марганцовкой и обматывая бинтами голову Патрика. — Ссадины и ушибы не в счет, легкое обморожение лица — тоже. Крови потерял порядочно, но он мальчик крепкий, так что можно обойтись и без переливаний.
Доктор достал стетоскоп, приложил к груди Патрика и прислушался к его сердцебиению. Лицо доктора приобрело оттенок озабоченности.
— А вот шок… — сказал он. — Похоже, он перенес очень серьезный стресс. Я, конечно, не психиатр, но рекомендовал бы снотворное и покой часиков на десять-двенадцать. Если состояние не стабилизируется, то…
— Позвольте, — сказал Бальтазар, отталкивая доктора в сторону.
— Пожалуйста, — фыркнул доктор. — Все равно он не придет в себя в ближайшие пару часов. Если даже нюхательная соль…
Бальтазар отвесил племяннику две звонкие пощечины и сильно, с вывертом, ущипнул за мочки ушей. У героев всегда были свои методы борьбы с шоком…
— Что вы делаете? — возмутился доктор, но Патрик уже открыл глаза, обвел всех присутствующих невидящим взглядом и внятно сказал:
— Дракон!
— Какой еще дракон? — зашептал в ухо Феликсу Огюстен. — Он что, тронулся?
— Дракон над Городом! — выкрикнул Патрик, изгибаясь дугой. — Дракон! Черный дракон!
— Патрик, — негромко сказал Бальтазар и встряхнул парня за плечи. — Посмотри на меня.
— Всадники… — пробормотал Патрик. — Черные всадники… Факелы…
Огюстен больно вцепился в локоть Феликса.
— Патрик, — сказал Бальтазар и вновь дважды ударил его по лицу.
В побелевших от боли глазах юноши мелькнуло осмысленное выражение.
— Дядя Бальтазар… — прошептал он. — Там… там дракон! И всадники!
— Патрик! Где Себастьян?
— Они… — всхлипнул Патрик. — Они убили его…
— Что?! — страшно выдохнул Бальтазар.
— Они убили его, — тупо повторил Патрик. — Они привязали его к столбу и расстреляли из арбалетов. Я ничего не мог сделать! — плаксиво добавил он.
Бальтазар встал. Лицо его было гипсовой маской покойника. Он как-то очень длинно, многоступенчато вздохнул и со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.
— Где? — отрывисто спросил он.
— На Рыночной площади, — вяло сказал Патрик, закрывая глаза.
— Куда?! — взвыл Огюстен, бросаясь наперерез испанцу. Идальго коротко ударил его в висок. Француз упал.
— Нет, — сказал Феликс, заступая дорогу Бальтазару. — Нет!
Бальтазар посмотрел ему в глаза.
— Нет, — повторил Феликс.
— Да, — хрипло сказал Бальтазар. — Ты прав… — Он покачнулся и обмяк. Феликс подставил ему плечо, и вдвоем они доковыляли до стула. — Ты прав, — повторил Бальтазар, опуская лицо на подставленные ладони. Его плечи вздрогнули.
— Феликс, подсобите мне, — попросил доктор, хлопотавший возле Огюстена.
— Да-да, конечно…
Это был старый венский стул с гнутыми ножками. Он скрипнул, когда Бальтазар встал.
— Ты куда? — вскинулся Феликс.
— На кухню. За льдом. У него будет синяк. — Испанец указал на Огюстена, по виску которого уже разливалась желтизна.
— Да, иди, конечно… — согласился Феликс, и только когда в передней хлопнула дверь, до него дошло.
— Стой, дурак! — заорал он, бросаясь вдогонку.
На полу в прихожей медленно таял снег. Палаша в стойке для зонтов больше не было. Феликс посмотрел на маленький круглый столик, где он спрятал под плащом огнестрелы и пороховницу. Плащ лежал на месте. Феликс потянул его и скомкал в кулаке тяжелую, подбитую мехом ткань. Оружие со столика исчезло.
И тогда Феликс уперся лбом в дверь и беззвучно заплакал.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДЕНЬ ГНЕВА
1
— А вот еще новость!.. В Касабланке снаряжают экспедицию в Китай; изюминка в том, что на этот раз флотилия из трех лучших клиперов Цеха негоциантов не станет двигаться вдоль побережья Африки и Азии, а отправится прямиком на запад, пересекая Атлантику, что, исходя из теории о шарообразности Земли, позволит добраться до торговой фактории в Макао за один, а не за три месяца, как прежде. Глава Цеха негоциантов заявил, что он прекрасно сознает всю рискованность подобного предприятия, чреватого встречей с кракеном, саратаном или, на худой конец, заурядным левиафаном, однако вероятность такой встречи существенно ниже шансов угодить в шторм у Мыса Горн, а расходы на экспедицию не идут ни в какое сравнение с затратами на столь утопический прожект, как рытье канала в Суэце… Папа, что такое клипер?
Мореходный опыт Феликса сводился к десятку вояжей по Средиземному морю на борту торговых суденышек да одной малоудачной попытке обогнуть пресловутый Мыс Горн. За свою жизнь он хаживал и на крутобоких ганзейских коггах, и на вертких севильских шебеках, и даже на огромном венецианском галеасе, а в кораблекрушение у берегов Южной Африки угодил на маленькой латинской каравелле, в память о которой до сих пор хранил капитанский секстан — все, что осталось от крохотного суденышка после встречи с «заурядным» левиафаном в пятибальный шторм. О клиперах же, новейших и баснословно быстроходных судах, именуемых «выжимателями ветров» и наперегонки возивших чай и шелк из Китая в Европу, он только слышал что-то краем уха и потому вместо ответа просто пожал плечами.
Йозефа это не смутило. Во время ежеутреннего ритуала чтения газеты его вообще ничто не могло смутить. Газета и завтрак для него уже давно стали понятиями едва ли не тождественными: когда зимой пресса выходила с перебоями, Йозеф, по его собственным словам, каждое утро вставал из-за стола голодным.
— Нет, ну надо же такое придумать! — восклицал он, пригубливая кофе. — Карета без лошадей! Движимое силой парового котла устройство на улицах Парижа… Паровой экипаж, представляешь себе?!
Феликс попытался представить, и в его воображении тут же возникло нечто совершенно несуразное: подвода с задранными оглоблями, на которой размещался громадный черный котел со свистком наверху. Отогнав прочь химерное видение, Феликс вынужден был признать, что термин «паровой экипаж» означает для него еще меньше, чем «клипер». Философски хмыкнув, он подвинул к себе серебряную рюмку с яйцом и ложечкой расколол скорлупу. Яйцо оказалось переваренным: он просил всмятку, а желток был весь твердый. «Хтон знает что! — рассердился Феликс. — Надо не забыть сделать внушение Тельме!»
— Ага, — глубокомысленно сказал Йозеф, намазывая гренки конфетюром и кося одним глазом на отложенную газету. — Теперь все ясно. Пожары на нефтяных приисках в Аравии! Десятки буровых вышек охвачены пламенем! Подозреваются племена бедуинов… А я-то гадал, отчего в лавках ни керосина, ни парафина?..
Последняя новость окончательно отбила у Феликса всякий аппетит. Слишком свежи еще были
