Земля Серебряных Яблок

пожалуй, спать пора. Возможно, завтра путь предстоит длинный.

— После этаких рассказов я ни за что не усну, — пожаловалась Пега.

— Герои обычно поют развеселые песни, чтобы укрепиться духом в походе, — напомнил Брут.

— Я слишком устала, — вздохнула Пега. И подложила под щеку свечу, подаренную матерью Джека, — словно защитный амулет.

Так что петь выпало Бруту. Он исполнил балладу о рыцаре, который гонится за людоедом по зачарованному лесу. Баллада изобиловала всяческими «хэй!», «хо!» и «тра-ля-ля-ля», по-видимому, весьма воодушевляющими, однако ж на Джека песня нагоняла тоску. Особенно когда «хэй!» и «хо!» эхом прокатывались по длинным темным туннелям.

Глава 19 Логово накера

Когда Джек проснулся, Брут заверил его, что уже утро. Раб уже хлопотал над костром, разогревая на палочках овсяные лепешки. Пега, приподнявшись, прислонилась к стене — и вид у нее был далеко не цветущий.

— Начать день с теплых лепешек — что может быть лучше? — возвестил раб.

Джеку разрешили запить их несколькими глоточками сидра.

— Мне всю ночь келпи снились, — пожаловалась Пега. — Сколько раз ни просыпалась, все Иффи в темноте мерещился.

— Мать, бывало, говорила, что дурные сны предвещают что-то хорошее, — отозвался Брут.

— Ага, например, вместо того чтобы умереть голодной смертью, мы достанемся на обед дракону.

Пега встала явно не в духе, но Джек ее не винил. Он и сам был зол на весь мир. Стены словно смыкались вокруг него, в спертом воздухе мальчуган просто-таки физически ощущал тяжесть каменных сводов над головой.

— Чем больше съедим, тем меньше нести, — оптимистично заметил Брут. — Мать всегда говорила: во всем есть светлая сторона, если только взять на себя труд поискать.

Раздражающе мурлыкая себе под нос, Брут соорудил новые факелы и сложил припасы в мешки. И в завершение застегнул на себе зеленую перевязь с мечом Анредденом.

Когда все наконец собрались, Джек повел маленький отряд в правый туннель. Пусть там полным- полно «драконьего дерьма», зато есть надежда на воду. Чем дальше путники шли, тем чаще встречались агатовые вкрапления; а спустя несколько часов уже приходилось обходить кругом целые глыбы.

— Да вы только гляньте! — восторгался Брут. — Тут на десяток драконов хватит.

— Помолчи, пожалуйста, — взмолилась Пега. — У меня голова трещит.

Так что Брут прикусил язык — и принялся насвистывать. Немелодичный, с придыханием, мотивчик действовал Джеку на нервы.

— Да заткнись ты! — наконец не выдержал мальчуган. — Ты вообще понимаешь, что такое «скрытность»? Ты что, об осторожности напрочь позабыл? Если в пределах десяти миль рыщет дракон, так он на твои дурацкие неумолчные звуки как раз прибежит!

— Кто-то не выспался, — отозвался Брут, ничуть не обидевшись. — Давайте-ка сделаем привал и поуспокоимся малость.

Джек устало привалился к глыбе «драконьего дерьма» и предался мечтам о том, как сломает посох о голову раба. Брут пустил по кругу куль с прокисшей овсяной мешанкой. Пролежав в мешке столько времени, она свежее не стала. Пега уверяла, что на вкус мешанка — ни дать ни взять крысиные какашки, однако ж путники не могли позволить себе выбрасывать еду. Джеку отчаянно хотелось пить. Услужливое воображение рисовало ему водопады и бурные реки, да так живо, что шум воды слышался чуть ли не наяву. Но стоило ему сосредоточиться, и становилось ясно: это всего лишь легкий сквозняк. Да еще, конечно, Брут.

— Придумал! Я буду загадывать загадки! — воскликнул раб. — Игра в загадки — что может быть веселее?

С волной и ветром воюю я рьяно.
В пучине покоюсь, побратимы мне — камни.
Сидя — силен я. А сдвинусь — безволен.
Скажи мое имя!

Брут выжидательно глядел на спутников, точно пес, в надежде, что ему кинут палку.

— Мне без разницы! У меня голова болит, — пожаловалась Пега.

— Погоди-ка. Кажется, я догадался, — промолвил Джек. — Ветер и волны — значит, тут же и корабли есть. А то, что лежит на дне моря, это… якорь!

— Молодец, — похвалил Брут. — Вот тебе еще загадка:

Люб я людям; лечу издалече.
С полей принесен, на полянах собран.
Под кров укромный на крыльях доставлен.
Скажи мое имя!

— Да это проще простого. Мед! — тут же ответил Джек. О пчеловодстве он знал все — благодаря матери.

— Тогда вот тебе потруднее:

Молчу как мертвая — в мятежном чертоге.
Пока я в покое, подвижен дом мой.
Вечно внутри я: выйду — погибну.
Скажи мое имя!

Джек призадумался.

— Улитка, конечно, молчит, но и в раковине у нее тихо. Может, черепаха? Или цыпленок в яйце?

— Это рыба, — вдруг объявила Пега. — Рыба в чудесном, бурлящем, звенящем, полном воды ручейке — ох, клопы клятые! Мы все здесь умрем. Н-нам н-никогда больше не увидеть руч-чейка!..

Девочка расплакалась.

Мальчуган оторопел. Он никогда не видел Пегу плачущей: даже когда он ее ударил, девочка не пролила ни слезинки. А он, Джек, настолько упивался собственными невзгодами, что даже не заметил, как Пега впала в отчаяние. Что ж теперь делать-то?

Но Брут знал, что делать.

— Ну полно, полно, девонька, — промолвил он, обнимая ее и укачивая, словно ребенка. — В середине похода всегда тяжелее всего приходится, но герои, они всегда побеждают. А мы — герои! О нас еще сложат песни, как о короле Артуре и моем предке Ланселоте. А еще в тех песнях говорилось о благородных дамах, о Фее Моргане и о Нимуэ, Владычице Озера. Кстати, это та самая Владычица Озера и есть: ее род живет долго. А остальные давно уже на Островах блаженных, где вечное лето и где не знают печали и горя. Моя