– Он без сознания, Эмиль!
– Что?
– Весь затылок у него в крови…
– Жив? – Санк-Марс открыл дверцу со своей стороны.
– Да, слава Богу. Такое впечатление, что его шарахнули по затылку пистолетом или чем-то еще.
– Значит, тот, кто это сделал, ждал, пока мы переправимся на эту сторону, а потом сам переправился обратно.
– Я позвоню, чтобы прислали «скорую помощь», – сказал Мэтерз, устраиваясь на сиденье.
– Давай. Потом сообщи об этом всем на другой стороне. А я пока пойду взгляну на него.
Засунув руки в карманы и нагнув голову, пытаясь хоть как-то укрыться от вьюги, Эмиль Санк-Марс прошел по снегу к грузовичку. Водитель начал приходить в себя. Детектив решил, что в такую погоду он не заметил ничего особенного, и не надеялся получить достоверное описание произошедшего. Он и сам не смог бы толком рассказать о возникшем у него чувстве непонятной необъятной пустоты, в которой гуляли призраки.
Боль от раны переносить было не так тяжело, как неподвижность, скованность тела ковром.
Руки были плотно прижаты к телу. Когда сознание стало понемногу возвращаться, Люси с ужасом подумала, что вот-вот задохнется, каждый глоток пыльного воздуха казался ей последним. Господи, как больно! Рот заклеен пластырем – ни крикнуть, ни сказать, что она теряет сознание, не было возможности. Оставалось одно – дышать. Только бы не вырвало!
Внизу, где-то в ногах, – свет комнаты. Здесь, в этом конце – воздух. Нельзя не дышать. Ее кто-то поднял, перевернул, пронес в дверь, ковер жестко прогнулся под тяжестью ее тела, когда ее тащили по лестнице. Пару раз ее уронили, удары острой болью отдались в костях. Дышать. Все время дышать. Медленно, чтобы не сорвать дыхание. Господи, какая боль! Без паники. Дышать. Держаться. Медленно. Дышать. Только без паники. О Господи!
Они уронили ее на какую-то твердую поверхность. Пропихнули вперед.
Хлопнула дверца машины. Микроавтобус. Зашелестел движок. Голоса различить было почти невозможно. В ногах – пространство, свет, воздух.
Она снова сказала себе: спокойствие, только спокойствие! Только дышать – и все. Ясно было – если поддаться панике, в себя уже не прийти. Мозги превращались в кашу.
Когда машина выезжала в горку с ее участка, она из-за всех сил старалась не психануть. Слышала и чувствовала, как колеса трамбуют снег на дорожке.
Дышать. Медленно. Только дышать.
Машина остановилась, мужчины громко ругались, она вслушивалась в их невнятные слова. Один винил другого в том, что он в нее выстрелил. Он был взбешен, а двое других говорили, что все запороли. Люси показалось, что они напуганы.
Стреляли в нее, оказывается, по ошибке – хоть это было слабым утешением.
Они долго стояли, потом снова тронулись в путь. Когда через некоторое время опять остановились, мужчины обсуждали нападение на водителя снегоуборочного грузовичка.
– Только не вздумай еще в кого-нибудь выстрелить, – сказал мужской голос.
Люси хотела закричать, предупредить кого-то.
Вернувшись, мужчина сказал, что все прошло шито-крыто.
– Я его вырубил – он даже не заметил.
От него, видимо, отстали, больше мужчины не ругались и дальше ехали в молчании.
Потом они задержались около ворот.
– Ладно, – сказал мужской голос. – Теперь можешь себя потешить, если так балдеешь от выстрелов. Отстрели этот замок к чертовой матери.
Она услышала выстрел и резкий металлический звук, приглушенный порывами ветра. Потом они долго куда-то ехали.
Когда машина остановилась и двигатель смолк, было еще темно. Ноги ее обдало холодным воздухом. Вместо того чтобы развернуть ковер, мужчины взяли ее за лодыжки и просто вытащили из него наружу. Люси Габриель выскользнула оттуда по собственной крови. Там их уже поджидали другие крутые парни, у одного из них за пояс был заткнут нож, у другого – пистолет. Не снимая ей пластыря со рта, они заставили ее пройти с ними по переулку, оставляя кровавые следы, перейти улицу под фонарями и прошагать по снегу, продолжавшему устилать землю, к закрытой двери. Она споткнулась о ступеньку, упала и увидела тянувшийся за ней кровавый след. Девушка по архитектуре догадалась, что они в старом Монреале. Мужчины поставили ее на ноги, провели в широкие двери обшарпанного офисного здания и вместе с ней поднялись по лестнице.
Сердце ее бешено колотилось. Люси все время сглатывала слюну, но в горле все пересохло, она жутко боялась, что ее вырвет.
Девушку привели в большую открытую пустую комнату, где когда-то, похоже, стояло несколько дюжин конторских столов, и приказали остановиться в конце помещения. Упитанный мужчина с выпирающим брюхом, от которого сильно разило перегаром, не вынимая изо рта погасшего окурка сигары, сказал, что он врач и ему нужно осмотреть ее руку. Люси села на стул в небольшой встроенной кухне, он включил кран и промыл ей рану. Пока доктор этим занимался, на руку она не смотрела. Малейшее напряжение вызывало у нее одышку. Врач был небрит, его, по всей видимости, вытащили из постели посреди ночи, и выглядел он так, как будто поднять его подняли, а разбудить забыли. Но с ее рукой он работал очень аккуратно. Внимательно осмотрев рану, доктор мягко сказал, что беда невелика и до свадьбы все заживет. Пальцы у него были короткие и пухлые, под ногтями скопилась грязь. Он уверенно и сноровисто перевязал и перебинтовал ей рану, потом улыбнулся.
Рука болела. Ей было страшно, она пыталась не подавать вида, но боль стала нестерпимой, и Люси застонала.
Один из ее похитителей передал доктору наличными причитавшийся ему гонорар, и тот ушел. Люси сразу почувствовала себя в меньшей безопасности.
Огромный амбал с длинными волосами, редевшими к макушке, золотой серьгой в одном ухе и маленькими черными глазками-буравчиками начал допрос, сильно ударив девушку в живот. Несколько долгих минут она лежала на полу, согнувшись пополам, ловя ртом воздух и задыхаясь. Громила заговорил:
– Видишь, какой ты вызвала переполох? Думала, мы ни о чем не догадаемся? Думала, тебе удастся увильнуть от ответа? Сука. Потаскуха! За все в нашем мире надо платить. Даром ничего не дается. Думаешь, тебе удастся отвертеться, сучка костлявая? Да? Ты так считаешь? Лучше бы тебе передумать, и быстренько! Мы с тобой еще не закончили – мы еще даже не начали тебя обрабатывать.
Люси удалось с большим трудом восстановить дыхание, но теперь ей стало трудно дышать от страха.
Мужчина склонился над ней, рванул ей за волосы голову назад и шепнул на ухо:
– От тебя, сестренка, даже дерьма не останется, я тебя сам кончать буду. Торопиться мне некуда. Усекла? Все дерьмо из тебя выбью. Мне нужны полные ответы на все вопросы, ясно? Если ты, дрянь, хоть на миг помедлишь с ответом, я тебе зенки повырываю. Врубилась?
Он еще ни о чем конкретном ее не спрашивал, до нее не очень доходили его слова. Ей надо было лишь одно – привести дыхание в норму, чтобы вернулись силы сопротивляться.
Потом тот же детина усадил ее на большой кухонный стол в этой огромной комнате в старом Монреале, уперся обеими ручищами в бедра, навис над ней, обдав смрадным дыханием, и где-то слева за ее спиной кто-то негромко и спокойно задал ей вопрос:
– Скажите нам, Люси, что вы знаете об Энди?
Говорить она не могла – рот ее все еще был заклеен пластырем.
Она попыталась выдавить из себя какие-то звуки.
Амбал снял с нее лапу, достал охотничий нож и с его помощью отодрал пластырь, потом взял ее снизу за подбородок, и стоявший сзади человек повторил свой вопрос.
– Ничего! – призналась она. – Я слышала, что он умер. Об этом говорили в новостях.
