женщины, дети и старики, когда их зовёт земля отцов. Арапах вёл белых людей, но он гордился своим – краснокожим – народом, и гордость его всё возрастала, когда они проезжали мимо трупов павших индейских лошадок, уже обглоданных койотами и чёрных от мух.
– Загнали насмерть, – говорили друг другу солдаты. Они знали, что если индеец загнал своего коня, он и себя не пощадит.
Они сделали привал в поздние, уже знойные, часы утра, поводили лошадей, отерли с них пот. Отряд находился теперь в местности, покрытой пучками густой пожелтевшей травы; всюду лежал сухой навоз – некогда тут паслись огромные стада бизонов.
– И это было не так давно, – сказал Келли. – Каких-нибудь десять лет назад здесь так и кишело ими, земли не было видно.
Но вот Мэррей подал знак трубить отбой. От долгого пребывания в седле у него ломило тело, и он видел, как солдаты приподнимались в стременах, стараясь размять ноги, сведённые судорогой.
– Скорей бы всё это кончилось! – пробормотал он, вспоминая, что люди убивают даже собаку, когда больше не могут смотреть на её страдания.
Отряд продолжал погоню. Индейцы ехали на север, и лучи солнца, как раскалённые ножи, вонзались в спину солдат. Однако пыль здесь была не так густа, и впереди покрытые травой просторы волновались, как жёлтое море.
Эскадроны перешли Солёный Приток и остановились у хижины скваттера.
– Где индейцы?
На скваттере была поношенная одежда. Он был худ и долговяз. Лицо его напоминало лошадиную морду. Он медленно почёсывал затылок, а его жена и дети жались в дверях за его спиной. Он, видно, был не в ладах с законом. Когда схлынула волна переселенцев, он остался здесь, на Индейской Территории. Он ненавидел и боялся солдат так же, как ненавидел и боялся индейцев.
– Проезжали, – угрюмо сказал он.
– Когда?
– Утром.
– Сколько? Отвечайте! – заорал на него Мэррей. – Вы что, немой? Говорите!
– Может быть, и немой, – пробормотал скваттер. – А вам нечего вмешиваться в мои дела.
– Сколько их было? – опять спросил Мэррей.
– Столько же, сколько и вас, лодырей… Чёрт бы вас взял! – проревел он им вслед, когда солдаты помчались вперёд.
Отряд приблизился к границе Канзаса и только тогда вновь сделал привал. Солдаты с трудом слезали с сёдел, судорога сводила им ноги, многие падали и оставались лежать на траве. Поблизости было русло реки, теперь представлявшее собой только ряд грязных лужиц. Солдаты провели лошадей на водопой. Затем, разлёгшись на траве, они принялись за еду, запивая её из фляжек. Мэррей и Уинт склонились над картой.
– Индейцам нужна вода для стоянки, – сказал Уинт. – Солёный Приток пересох. Они доедут до Реки Целительной Палатки.
– Если там есть вода. Если нет, они отправятся дальше.
– Они не смогут ехать дальше.
– А вы думаете, я этого не знаю? – пробурчал Мэррей. – Ещё до отъезда из Дарлингтона их лошади были едва живы.
Уинт пожал плечами.
– Я отправлю вестового в Додж-Сити, – сказал Мэррей. – Там должно быть уже известно – телеграфировал полковник или нет. Было бы неплохо, если бы они послали один-два эскадрона на север. Они могут также отправить воинский поезд, из Санта-Фе и тогда индейцы попадут в ловушку.
– Но полковник может подумать…
– Плевал я на то, что он подумает! – сказал Мэррей. – Я хочу покончить с этим делом.
– Ну хорошо, – ответил Уинт. – Хорошо.
И вот один из солдат отправился в Додж-Сити, а остальные опять поехали на север, по следу Шайенов.
В Канзасе ранчо стали попадаться чаще, но когда ферма преграждала путь, широкий след индейцев делал петлю. Затем отряд достиг пустынного района, где не было ни души. Только два ковбоя маячили вдали.
Наконец лейтенант Фриленд подъехал к Мэррею и сказал:
– Лошади не смогут долго выдержать, сэр.
– Не смогут?
Фриленд не произнес больше ни слова. Но Мэррей и сам видел, что лошади загнаны и измучены, покрыты потом, все в мыле и дрожат даже на ходу.
Уже под вечер следопыт Джески, придержав коня, указал на струйку дыма вдали. Мэррей поднял руку, чтобы остановить отряд. Дым то разбивался на множество мелких струек, то опять сливался в одну.
– Конец следа, – тихо сказал Уинт.
И Мэррей заметил, что Уинт расстегнул кобуру револьвера. Солдаты сбились в кучу, хрипло дыша, наклонившись вперёд. Их синие мундиры были покрыты серой и коричневой пылью, а лица за три дня обросли щетиной. Без слов они смотрели на дым. Мэррей медленно повел их вниз к реке, но заросли кустарника покрывали её берега, и солдаты не дошли шагов сто до русла.
Уинт указал вверх по реке: на расстоянии примерно мили почва, постепенно повышаясь, образовала нечто вроде насыпи, и Шайены, по всей вероятности, разбили лагерь именно здесь.
– Не нравятся мне эти кусты, – сказал Мэррей. Лейтенанты Фриленд, Гатлоу и Ауслендер подъехали к капитанам. Они были в сильном возбуждении и кусали себе губы, чтобы не разразиться потоком слов. Им предстоял первый бой, и в своём воображении они уже представляли, как, вернувшись на восток, рассказывают увлекательные истории о настоящих сражениях с индейцами. Гатлоу, розовощекий рыжеватый юноша двадцати двух лет, был сыном постоянного жителя прерий, и ему не терпелось поведать обо всех этих событиях отцу как мужчина мужчине. Ауслендер старался сохранить невозмутимость и достойный вид. А Фриленд неудержимо улыбался, словно мальчишка.
– Возвращайтесь на своё место и постройте людей, – мягко сказал Мэррей. Он казался очень утомлённым, тёр себе глаза и зевал. – Келли! – позвал он. – Эй, Келли!
Когда явился Келли, капитан устало кивнул ему, затем указал на реку:
– Сержант, возьмите следопыта и двух-трёх солдат и прочешите кусты!
– Слушаю, сэр! – ответил Келли.
Мэррей и Уинт, сидя рядом, следили, как пятеро солдат, рассыпавшись по кустам, продвигались к реке. Солнце стояло уже низко, и длинные, плоские тени верховых скользили по колеблющейся траве. С севера подул свежий ветер, и полосы дыма потянулись в разные стороны.
Сержант Келли вышел из кустов и помахал руками.
– Всё чисто! – крикнул он.
Мэррей повел своих солдат к реке. Кусты были полны птиц; они взвивались и кружились над головами запыленных кавалеристов. Бурая вода почти на фут покрывала песчаное дно, и, переезжая через реку, солдатам приходилось туго натягивать поводья, чтобы не дать лошадям пить. На другом берегу отряд, распустив знамя, выстроился колонной по четыре человека в ряд. Люди и тени слились в одно, и точно длинная змея поползла среди травы и низкорослых деревьев.
Солдаты ехали вверх по течению реки не спеша, давая отдых лошадям, и вскоре на вершине холма они увидели силуэты людей верхом на пони.
– Они увидели нас, – сказал Уинт.
Мэррей отдал приказ горнисту. Звуки трубы, чистые, как серебро, точно тонкие стрелы полетели в поздний розовый закатный свет. Лошади приободрились, и колонна перешла на рысь. Мэррей поднял руку и остановил отряд.
Отделившись от группы индейцев, находившейся на вершине холма, какой-то всадник плавно понесся вниз, к тому месту, где отряд перестраивался для атаки. Он сидел выпрямившись, руки были подняты над головой, длинные пряди волос развевались по ветру. Маленький пони бежал под ним легко, с какой-то
