дверью.
– Котри, – тихонько пробормотал себе под нос Пистолет, отправляя следующую серию из трех рюмок за корсаж.
Несколько минут спустя на лестнице опять зазвучали шаги. Маленькая дверь снова приоткрылась, и корсаж Пистолета принял следующую порцию спиртного.
Выйдя из-за стойки, Жозеф Муане направился к двери со словами:
– Милые дамы, если кто-нибудь придет, я здесь, пусть меня позовут.
И тоже исчез за дверью.
Вылив в рюмку все, что оставалось в графине, Пистолет залпом опрокинул ее.
Вскоре Клампен начал раскачиваться на стуле.
– Похоже, это ее норма, – заметила доминошница. – Она готова!
Пистолет свалился со стула на пол. Маркиза на всякий случай подобрала подол своего шелкового платья. Больше никто не обратил на Пистолета ни малейшего внимания. Он остался лежать на полу, головой на нижней ступеньке лестницы.
Юноша похрапывал, но при этом, хитрец, потихоньку подползал к дверце и, наконец, неслышно приоткрыл ее.
Теперь он мог смотреть и слушать…
Вечером, вернувшись к месье Бадуа, Клампен сказал:
– Позвольте отчитаться! Я добрался до правды по каналам любви. Во-первых, Куатье, Котри и Ландерно отошли от дел и живут теперь честной жизнью, пополняя всякими мерзостями доход, состоящий из ежемесячной стофранковой пенсии, которую им платят за молчание… Как подумаю, что бедная Клементина будет ждать меня завтра! Сколько раз в моей жизни… Но это реплика в сторону, месье Бадуа… К вам прямого отношения не имеет. Во-вторых, человек, отправляющий денежные переводы, действительно находится в Шато-Неф-Горэ, неподалеку от местечка Ферте-Mace. Это в департаменте Орн. Вы знаете, где это. А человека они называют то «месье Николя», то «принц». В-третьих, полковник и Приятель-Тулонец отправились в те края, чтобы провернуть грандиозную операцию, сулящую многие миллионы. Куатье и оба его дружка хотят получить за свое молчание по десять тысяч франков наличными, иначе грозятся выдать эту парочку. В-четвертых, сегодня ночью в Шато-Неф-Горэ отправится молодец по имени Луво и по прозвищу «Трубадур», который работает в красном… И, наконец, в-пятых, принц Николя, сын несчастного короля Людовика XVI, собирается жениться на шестидесятидевятилетней пастушке, обладательнице многомиллионного состояния. Честно скажу – меня это забавляет. Когда отправляемся в путь?
Не отвечая юноше, месье Бадуа остановил фиакр и приказал:
– На почтовую станцию.
V
ФЕРМЕРША КАРАБАС[8]
Пришла пора рассказать вам историю самозванца, претендовавшего на роль королевского сына, решившего жениться на старой нормандской крестьянке и прикарманить ее миллионы. Это вовсе не волшебная сказка, и Жюль Сандо был совершенно прав, посвятив свою прекрасную комедию «Мадемуазель де ля Сегльер» благородному пастуху, который так просто и великодушно согласен на любые подвиги, лишь бы спасти наследство своего хозяина.
Действительно, таких случаев немало, и следует предать их гласности, чтобы реабилитировать деревенского жителя, скомпрометированного статьями современных газетных обозревателей, которые, судя по всему, рассматривали его со слишком близкого расстояния и с другой точки зрения.
Я убежден, что в былые времена существовала Аркадия, где ленивые пастухи радовали друг друга игрой на флажолетах и слагали восхитительные двустишия. Питались эти люди каштанами и молоком, а нравы их были чисты, как сыр со сметаной.
Своими же глазами я видел то, что собираюсь описать, не задаваясь целью оскорбить Аркадию или умалить достоинства благородного крестьянина из пьесы Жюля Сандо.
Матюрин Гебрар, урожденную Горэ, в тех краях величали «ля Горэ». Крестьянка из селения Нует в приходе Мортефонтэн к 1838 году обладала доходом в два миллиона пятьсот тысяч франков, который приносили ей земельные угодья, а также огромное движимое имущество.
Она знала молитвы и умела писать свое имя.
Только лет пять-шесть назад соседи начали догадываться – нет, не о ее фантастическом богатстве, но о том, что у нее есть вообще какие-то деньги. После смерти мужа появились первые слабые намеки на благосостояние Матюрин.
Муж ее умер в чудовищной нищете. Он собирал навоз на больших дорогах и пешком ходил в Ферте- Mace продавать его по десять су за корзину.
Соседи посылали им суп и хлеб. Никто никогда не замечал, чтобы Гебрар покупал хоть что-нибудь, даже в кабаке. Между тем некоторые утверждали, что видели, как он валяется пьяный на обочине дороги, ведущей к его хижине.
Стоявшая на отшибе лачуга являла собой законченную картину удручающей нищеты.
А ведь уже в те времена супруги Гебрар спокойно могли бы скупить за наличные деньги пол-кантона Ферте-Масе.
Оба были безобразны, даже отталкивающи; жена была куда сильнее мужа и частенько поколачивала его.
Они походили на мерзкую карикатуру, нарисованную злым шутником на влюбленную пару.
Те, кому случайно удавалось подслушать их разговоры, потом долго смеялись: супруги говорили о золоте и деньгах; двое жалких нищих рассуждали о сотнях тысяч франков, о миллионах!
