Глорьетта склонилась вниз, и Медор обхватил ее руками. Не пытаясь вырваться, она подняла на него свой ангельский взор.
– Если я покончу с собой, – прошептала она, – кто станет ее искать? Кто найдет ее? Кто будет ее мамой? Нет-нет, – вскрикнула она, устремляясь дальше, – если бы я увидела ее мертвой, тогда другое дело… но она жива.
– Еще бы! – горячо откликнулся Медор. – Зачем им убивать ее? Да и если бы она умерла, я почувствовал бы это. Сердце подсказало бы мне.
Лили торопливо перешла через площадь Волюбер и, решительно направившись к решетке Ботанического сада, с удивлением обнаружила, что ворота заперты.
– Я должна войти, – произнесла она. – Как быть?
Она ударила по прутьям решетки так, словно стучалась в дверь, – но железо даже не скрипнуло под костяшками ее пальцев.
– Никого нет, – сказал Медор, – привратник уже спит, сейчас сюда не войдешь.
– Да? – переспросила Глорьетта. – А если она там? Потому что искали не везде… вообще не искали!
– Это верно, – пробормотал Медор.
– Только что, – продолжала Лили, – мне было видение у себя в спальне: я видела, как она лежит, заснув под цветущим кустом. Я знаю этот куст. О, я должна посмотреть!
– Черт возьми! – промолвил Медор. – В видениях часто есть подсказка. Они предупреждают…
Лили содрогнулась.
– А эти звери? – воскликнула она. – Львы, тигры…
– Что до этого, – прервал ее добрый малый, – то их надо выбросить из головы. Звери сидят в своих клетках.
Но Лили, словно в лихорадочном бреду, уже не могла остановиться:
– А змеи? Она так боялась змей! А медведи? Неужели она попала в овраг с медведями?
Медор изо всех сил теребил ухо.
Лили стремительно побежала вдоль решетки по набережной.
– Есть же здесь и другие ворота? – восклицала она. – Мне нужно войти, и я войду!
Внезапно она остановилась, пораженная другой мыслью, а затем, все так же бегом, вернулась к улице Бюффон.
На дивном небе, усыпанном звездами, не было ни единого облачка, лишь месяц во второй своей четверти неторопливо плыл по темно-лазурному своду. Редкие лучи света, пробиваясь под сенью тополей к черной земле, испещряли ее причудливыми пятнами.
– Вот здесь! – вскричала Глорьетта и принялась неистово раскачивать решетку, так что прутья дрогнули в ее хрупких, как у ребенка, руках. – Здесь! На этом месте играли малыши. Она где-то рядом, я уверена. Вы слышите? Да говорите, говорите! Как вы могли подумать, будто ее здесь нет?
– Черт возьми! – промолвил Медор во второй раз. Он теребил ухо с такой силой, что оно стало кровоточить.
– Слишком много тут толклось людей, – с возбужденной говорливостью продолжала Лили, – но разве заглянули они под каждое дерево? Она где-то здесь, я уверена, уверена! Подложила под щеку ладошку, как всегда делала в своей колыбельке! Знали бы вы, сколько я просиживала подле нее, глядя, как она спит… прекрасные, дивные минуты! Как улыбалась моя девочка! Какие у нее длинные шелковистые ресницы… нет, мягче шелка! А золотистые волосы выбивались из-под чепчика и свивались кольцами на подушке! Как бесшумно она дышала! Губки походили на два цветочных лепестка, и я целовала их, едва касаясь, чтобы не разбудить ее! Вы плачете? Отчего вы плачете? Вы думаете, она умерла?
Медор и впрямь тер кулаками глаза. Лили, задыхаясь, дрожа, но по-прежнему всматриваясь сквозь решетку, воскликнула:
– А я вам повторяю: она жива! Как-то раз она тяжело заболела, врач сказал мне, что боится за нее. Но я заглянула себе в душу и поняла – она не умрет! Я взяла ее на руки, прижала это маленькое сердечко к своему и сказала: «Пусть вся моя жизнь перейдет в нее, весь жар моей крови, все, что есть у меня!» Я говорила это Богу, и мои горячие молитвы были услышаны! Я почувствовала, как согревается ее холодное тельце… она уснула у меня на груди и проспала так двенадцать часов! Послушайте! Не она ли зовет?
Обдирая кожу, но не чувствуя боли, Глорьетта попыталась просунуть голову между прутьями решетки.
Медор покорно стал вслушиваться, но не услышал ничего.
Однако Лили слышала: тоненький и мелодичный, как песня, голосок проникал ей в самую душу. Этот голос твердил:
– Мама, дорогая мама, разве ты не видишь меня? Я здесь, приходи ко мне!
Лили повторяла каждое слово, и в конце концов Медор тоже стал их слышать.
– Там, – прерывисто говорила Глорьетта, – у подножья дерева! Она запрокинула свою светловолосую головку, белое пятно – это ее шапочка и платьице.. Ах, я вижу все, даже ее ножки в сверкающих башмачках… Там, да посмотрите же, вон там!
Ее вытянутый палец конвульсивно дрожал.
Медор изо всех сил таращил свои бедные глаза.
