и я не знаю, любил ли я твою мать так сильно, как он тебя.
– Я тоже его люблю, – сдержанно ответила девушка. Ресницы ее были опущены. Румянец, окрашивавший ее щеки, сменился бледностью.
– Будешь ли ты такой же красивой, как твоя мать? – вслух подумал Карпантье. – Ты очень похожа на нее.
Он нежно прижал девочку к груди и добавил:
– Так, стало быть, она дает тебе уроки итальянского, эта могущественная дама?
– Мне посчастливилось ей понравиться, – ответила Ирен, – и не надо насмешничать, когда говоришь о ней.
Карпантье стер ногой рисунок на песке и пробормотал:
– Ну, похож, что из того, мало ли...
– Кто похож? – немедленно заинтересовалась Ирен.
– Так! – спохватился Карпантье. – Я уже разговариваю сам с собой! Это я про одну картину Ренье... Вот увидишь, наш пострел станет великим живописцем!
– Дай Бог! – воскликнула Ирен. – Однако, кто же все-таки похож? – с любопытством спросила она.
– Неаполитанское лицо, белая кожа, черные волосы, оно не дает мне покоя, – пробормотал Карпантье. – И вот я снова узрел эти черты... Я уверен, что уже видел их прежде.
Последнюю фразу он произнес так тихо, что Ирен не расслышала ее.
Винсент промокнул лоб платком и вздохнул:
– Невыносимая жара, ты не находишь? Ирен исподволь наблюдала за отцом.
– Мать Мария, – прошептал он. – А фамилия-то у нее есть?
– Я ее не знаю, отец, – отозвалась девочка.
– Да мне она, собственно, ни к чему, – вздохнул Карпантье. – А ты случаем не слышала, нет ли у этой женщины брата?
Карпантье снова отер пот со лба. То ли Винсент хотел таким образом скрыть волнение, то ли архитектору действительно было жарко.
Доставая платок, он не заметил яркого румянца, который залил лицо Ирен от корней волос до самого воротничка строгого форменного платья.
– Откуда мне знать? – пробормотала девочка.
– В самом деле, – произнес Винсент, вставая. – Я задаю глупые вопросы. Откуда тебе знать?
– Но что с тобой, дорогая? – спросил он после минутного молчания. – Ты так взволнована...
– Ах, отец, – отвечала Ирен, – твои визиты становятся все короче и короче. С тобой что-то происходит...
Она попала в точку. Карпантье даже не пытался возражать. Он снова сел на скамью.
Ирен понурила голову, стыдясь в душе своей лжи. Девочка даже удивилась тому, с какой неожиданной легкостью она дважды, можно сказать, обманула отца.
Прежде, насколько Ирен помнила, ей никогда не приводилось скрывать своих мыслей. Сердце ее болезненно сжалось.
– Деточка моя, – начал Карпантье в замешательстве, – человек – жалкое создание. Меня извиняет лишь одно: я работаю исключительно ради тебя. Разумеется, я мог бы жить беззаботно и припеваючи, как король. У меня нет тайных страстей и пагубных увлечений. Я пользуюсь успехом, превосходящим, быть может, даже данный мне Богом талант. Я уверен, что обеспечу тебе прекрасное будущее. Ни о чем другом я не мечтаю. Когда я увижу тебя счастливой и довольной, душа моя успокоится. Но дело тут нe в душе. Горячка овладела моей головой. Однажды мне случилось столкнуться с неразрешимой загадкой... Боже, я распустил язык! – вскричал вдруг Винсент. – Не повторяй никому моих слов. Это может стоить жизни!
– Жизни? Вам? – в испуге переспросила Ирен.
– Всем нам! – ответил Карпантье, беспокойно оглядываясь по сторонам.
Аллея была пустынна, но в кустах за скамейкой послышался легкий шорох.
Винсент напрягся и чуть не бросился туда, откуда донесся слабый шум. Однако Карпантье сдержался и тихо опросил:
– Я ведь ничего не сказал, не правда ли? Ничего определенного?
– Ровным счетом ничего, – ответила Ирен, не скрывая своего изумления. – Что с вами, отец? Я никогда не видела вас таким, – озабоченно заметила девушка, которая в минуты серьезного разговора всегда почтительно обращалась к отцу на «вы».
Винсент по-прежнему не спускал глаз с кустов.
– Это ветер колышет листву, – пробормотал он. – Благодари Бога, что тебе ничего не известно. Я и сам ничего не знаю. Тем лучше. В этом наше спасение. Незнание – золото!
Карпантье снова встал. Вид его был странен.
– Вот почему, – проговорил Винсент, – Ренье живет отдельно от меня. Я оборудовал ему мастерскую на третьем этаже. Я всегда мечтал о том, чтобы мы втроем жили все вместе; ведь ты уже большая и скоро вернешься к нам...
