Политбюро никогда бы не разрешили никакой комиссии публиковать эти реальные убийственные данные. А без них весь анализ и учет потерь личного состава Красной Армии теряет всякий смысл. Ведь нельзя говорить о потерях в войне и умалчивать о неисчислимых жертвах «приграничных сражений».
За годы своего поиска я с карандашом в руках изучил великое множество мемуаров и официальных общедоступных источников, И я твердо знаю, что к 22 июня 1941-го года у западной границы СССР, от моря до моря, сосредоточились в соответствии с детальнейшими планами Генштаба невиданные в истории человечества вооруженные силы. Оценивать эти силы в 5,5 миллионов человек, - это просто несерьезно. Это напоминает сделку Ходжи Насреддина, который обменял доходное озеро с усадьбой на ишака по имени Кумыш - Серебро весом в четыре пуда. Но Ходжа действовал из благородного стремления облегчить жизнь забитых крестьян. А во имя чего врут наши историки и политики?
Поэтому официальным путем мы никогда не узнаем наши истинные потери в войне, точно так же, как я по ответам официальных инстанций за десятки лет не узнал практически ничего нового о судьбе моего отца.
Но мир не без добрых людей. В моем родном Саратове тоже нашлись люди, которые выполнили огромную работу. Они сделали невозможное: собрали сведения почти обо всех наших земляках из Саратова и области, которые не вернулись с войны.
Рабочая группа в составе Г.В.Фролова, Б.П.Дорохова и других энтузиастов подготовила к изданию 11 огромных томов Книги Памяти Саратовской области. А в 1994-95 г.г. Приволжское издательство «Детская книга» издало эти 11 томов. Интересная деталь – не Воениздат, не какое-нибудь солидное государственное издательство, но - «Детская книга». Гигантский мартиролог в 11 томов формата А4 – любимое чтение детишек-дошкольников и подростков. Видно, авторы испытывали трудности не только со сбором скорбных материалов.
11 огромных томов по 600-700 страниц, каждая из которых плотно заполнена фамилиями погибших и пропавших без вести. На каждой странице – от 45 до 59 фамилий.
Вечная благодарность авторам саратовской Книги Памяти от всех нас, живущих ныне, и от тех, кто будет жить после нас. Я не знаю, нашлись ли такие люди в других областях и краях. Но результаты работы этих трудолюбивых, упорных и бесстрашных людей не могут не впечатлять. И я верю их подсчетам. Верю по простому и убедительному факту.
В первом томе авторы пишут, что на фронтах войны сражались с оружием в руках более 530 тысяч саратовцев. Из них не вернулись с войны 300 тысяч человек, среди которых десятки тысяч пропавших без вести. Когда я прочитал это, то разочарованно вздохнул. Опять лакировка страшной правды. Из 300 тысяч не вернувшихся с фронта – всего 20-30 тысяч пропавших без вести.
К этому времени я уже имел достаточные основания предполагать, что пропало без вести примерно столько же, сколько погибло. В Красной Армии командиры с легкой руки несгибаемого Жукова считали свои потери спустя рукава, а то и не считали вообще. Так, в обширных и подробных «Воспоминаниях и размышлениях» Г.К. Жукова нет ни одного слова о наших потерях. Во все годы войны командиры и политработники оформляли похоронки только на тех, чьи трупы сумели подобрать и опознать по документам. Но на подсчет действительных потерь у командиров и комиссаров почти всегда не хватало времени, да и возможности.
Если из очередной, десятой или пятнадцатой безуспешной атаки на безымянную высоту или на небольшой город вроде Ржева или Ельни из роты вернулся всего десяток солдат, и они принесли с собой тела троих погибших товарищей, - командиры и замполиты оформляли похоронки только на этих троих. Остальных девяносто не вернувшихся из боя считали пропавшими без вести или «небоевыми потерям» и не включали их фамилии ни в какие списки. Как их учитывать, если по господствующей тогда официальной морали эти 90 человек из сотни могли просто сдаться врагу или дезертировать?
Авторы Саратовской Книги Памяти составили свои скорбные списки «на основании первичных списков, подготовленных по данным похоронок и извещений, полученных из Действующей армии и госпиталей, документов Генштаба и ЦАМО, а также сведений, собранных редколлегией, и заявлений родных и близких погибших». Это пояснение авторов тоже не прибавило мне оптимизма. Ведь на пропавших без вести не приходили ни похоронки, ни извещения. Они «не числятся ни в каких списках», как многократно отвечали официальные инстанции моей матери на ее запросы о судьбе нашего отца. Ни в каких списках!
Что касается «заявлений родных и близких» в редакционную группу, то к концу ХХ-го века большинство родных и близких тоже ушли в мир иной или разъехались по бескрайним просторам нашей родины в поисках лучшей доли. Они могли просто ничего не знать о Книге Памяти и никаких заявлений в редколлегию не отправляли. Из живых же родных и близких три четверти жили в селах и деревнях, и мало кто из них знал, что в Саратове редколлегия ждет их заявлений и сообщений. Вот и насчитали на 300 тысяч погибших всего несколько десятков тысяч пропавших без вести, - 10 или 15% от убитых.
Но когда я раскрыл 9 том, то мое мнение о рабочей группе и ее работе резко изменилось. В 1 томе Саратовской Книги Памяти на каждой из 580 страниц перечислены больше 50 фамилий не вернувшихся с войны и среди них всего пять-десять пропавших без вести. А в 9 томе на 50 фамилий каждой страницы – от 40 до 50 пропавших без вести. Видимо, 9 том авторы составляли, в основном, по письмам и заявлениям родных и близких.
В 9-м томе есть и фамилия моего отца. «Федин Иван Федорович, род. 1911, с. Березово, Чапаевский район. Красноармеец. Пропал без вести». Это запись как раз сделана «по заявлениям родных и близких». Моя мать узнала из областной газеты о Книге Памяти и написала в редакцию о нашем отце.
В этом 11-м томе авторы уже иначе пишут о пропавших без вести. «Судьба более 40% погибших воинов-саратовцев неизвестна, они числятся в списках пропавших без вести». После этих слов я безоговорочно поверил авторам и проникся глубочайшим уважением к ним. Эта короткая фраза полностью отвечала и моим представлениям о соотношении погибших, на кого приходили похоронки и извещения, и пропавших без вести, которые не числятся ни в каких списках.
Хотя я убежден, что пропавших без вести не меньше, чем погибших, но результат подсчета авторов Книги Памяти: «более 40%» от числа всех не вернувшихся с войны - это гораздо более реальное число, чем «некоторые военнослужащие», как отпечатано на бланках ЦАМО. Ведь «более 40%» пропавших без вести от всех погибших, - это и есть почти реальное соотношение между официально погибшими и пропавшими без вести. Более 40% - это практически 1:1, как выходило по моим скромным подсчетам. Ведь 49% - это тоже «более 40%».
То, что авторам Книги Памяти удалось восстановить фамилии лишь этих «более 40%», - не их вина. Ведь даже из тех родных и близких, кто дожил до наших дней, далеко не все знали о Книге, и не все они могли сообщить о своих пропавших близких. А кто скажет, у скольких пропавших без вести уже не осталось на свете ни родных, ни близких? Жизнь в нашей стране за последнюю 1000 лет никогда не располагала к долголетию и спокойному продолжению рода, а особенно в XX веке.
О том, что число пропавших без вести на сегодня все еще занижено, говорит один простой факт. В 9 томе Книги приведена фамилия моего отца. О нем авторам Книги написала моя мать. Но в том же 1941 году пропал без вести младший брат моего отца, Федин Никифор Федорович, сельский механизатор, активный комсомолец-общественник Ершовского района Саратовской области. Его имени в Книге Памяти нет. Он не успел жениться, его отец умер в «голодный год», мать его, моя бабушка, тоже давно умерла, и о нем просто некому было сообщать в рабочую группу.
Пусть читатель сам делает выводы из этого маленького факта. Из двух пропавших без вести братьев Иване и Никифоре Фединых в Книге сообщается только об одном Иване. Можно ли эту пропорцию распространить на общее число пропавших без вести? Если можно, то число пропавших без вести следует удвоить. И это чудовищное число, увы, вполне может оказаться реальным.
Из этого же маленького единичного факта можно сделать и другой вывод. Из одной только семьи Фединых пропали без вести два брата: Иван и Никифор. Всех четырех сыновей моей бабушки призвали в Красную Армию, и двое из них пропали без вести. Сколько семей насчитывалось в Саратове и Саратовской области в годы войны, и нельзя ли считать, что из каждой семьи пропало без вести в среднем по два человека? Сколько таких бабушек жили в Саратове и области, и нельзя ли считать, что у каждой из них пропал без вести как минимум один сын, а то и два-три?
В любом случае количество погибших и особенно пропавших без вести оказывается потрясающим.
