тогда как в других универсалистских объединениях — к преимущественному получению материальных и политических выгод.
Доходы Англии, установившей владычество тоже над шестой частью Земли, только от одной заморской колонии Индии существенно превышали все поступления в казну Российской империи. Для их получения коренное население было обложено непомерно тяжелыми налогами, размер которых ежегодно составлял 55–60 процентов от общей прибыли хозяйств.
Примерно такие же фискальные обложения устанавливались и в странах, завоеванных мусульманами, где так называемый «налог на неверных» тоже достигал 50 процентов. Кроме того, с английских товаров, ввозимых в Индию, взималась пошлина в 2,5 процента, а вывозимые в метрополию индийские облагались сборами в 25–30 процентов.
Фактически торговля и промышленность в самой колонии подавлялись, все же выгоды коммерческих начинаний принадлежали только англичанам. Население ее лишалось из-за обременительных повинностей почти всех своих доходов и выводилось на грань разорения. Именно такой ценой обеспечивалось экономическое процветание метрополии, ее индустриальная мощь и относительное благополучие жителей.
Обогащения русского народа за счет других вообще не происходило, так как все инородческие территории в составе России рассматривались по большинству параметров на равных с великорусскими, а установленные для них налоговые повинности не имели каких-либо различий по признакам этнической принадлежности.
Более того, в ряде случаев, например для калмыков, башкир, ногайцев, крымских татар, горцев, расселенных в нагорной полосе Северного Кавказа «с учетом их нужды», эти налоговые повинности были существенно уменьшены особыми распоряжениями. А при введении русского управления в только что покорившихся обществах Дагестана в 1860 году Главным штабом Кавказской армии было предусмотрено даже освобождение всех народов края «от взноса податей на три года во внимание к разоренному войною состоянию их». Такая мера, тем не менее, не являлась исключением и на первое время распространялась на разных этапах на все народы Кавказа, принимавшие подданство России.
«С учетом недостаточности материальной» налоги были установлены, в частности, и для населения Ингушского округа горского участка Терской области, как разъяснялось в соответствующих документах, «на покрытие расходов казны по управлению». Проживавшие в нагорных и равнинных районах края этнические сообщества платили подати не одинаково: там, где обеспеченность землей существенно отклонялась от нормы, они были в 2–2,5 раза меньше.
Фискальные льготы инонациональным сообществам предоставлялись иногда и в более существенных параметрах. Поселенные в пределах Северного Кавказа армяне, например, получили освобождение «… от государственных податей и службы на 10 лет, а от дачи рекрут и складочных на них денег — вечно».
Курс на сохранение фискальных послаблений для инонациональных сообществ в Российской империи выдерживался неизменно. Перед посещением Николаем II Варшавы в 1897 году в западном крае был отменен особый налог с земледельцев польского происхождения, введенный в качестве репрессивной меры после восстания 1863 года.
Купцы из инородцев повсеместно торговали без каких-либо ограничений наравне с русскими и «с обоюдною пользою». По сравнению с центральными великорусскими регионами, инонациональная периферия находилась отчасти даже в несколько привилегированном положении: значительную долю налоговых выплат покрывало русское население при примерном численном равенстве его с инородческим, на многие ее регионы в свое время не распространялось крепостное право, рекрутская повинность, соблюдалась стабильность традиционных хозяйственных устоев.
Размеры этих привилегий на рубеже XIX–XX веков вызывали обеспокоенность у части русской общественности. Эта тема подвергалась обсуждению и в различных отечественных изданиях того периода. Так, в 1896 году В. В. Розанов в одной из своих статей заметил: «Россия пользуется в самой России правами наименее благоприятствуемой державы».
В 1901 году российский политик и ученый, исследующий проблему национальных взаимоотношений в Российской империи, М. А. Миропиев, описывая положение инородцев в составе империи, пришел к выводу, что «политика предпочтения окраин центру ведет… к государственному разложению…» В этом есть доля истины, так как затраты на них в чем-то напоминают «ордынский выход», поставлявшийся с русских земель в ханскую ставку вплоть до обретения независимости. По мере расширения государственных пределов, судя по всему, восстановилось со временем перераспределение средств в пользу инонациональной периферии.
Тем не менее, необходимо учитывать и то, что такой ценой, в том числе, достигалась стабилизация неблагоприятных внешних геополитических условий, хотя эта цена для русского населения не была справедливой. Благами этой стабилизации пользовались все народы, входившие в состав империи. Их солидарное взаимодействие в историческом процессе создавало для нее более благоприятные территориальные и демографические возможности, повышавшие не только государственную, но и континентальную безопасность. Признание этих преимуществ вновь стало осознаваться в отечественной науке.
Известный публицист из зарубежной северокавказской националистической диаспоры в книге с весьма примечательным названием «Империя Кремля», увидевшей свет в 1990 году, вынужден был также признать: «От внешних завоеваний русский народ не богател, как западные народы от их колониальных грабежей…». Приспособленность российского менталитета к столь масштабному перераспределению средств являлась всегда по сути традиционной.
В результате разнообразных послаблений стремление к «безубыточному владению… окраинами» в России оказывалось нереализованным и на них производились огромные затраты, возлагавшиеся на государственную казну. В 1893 году на самом высоком правительственном уровне в Санкт-Петербурге в очередной раз, например, было признано: «Кавказ принадлежит к числу богатейших областей нашего Отечества, между тем в финансовом отношении ничего не приносит государственному казначейству, кроме ущерба».
Это признание было доведено до сведения краевых властей, но для изменения положения так ничего и не было предпринято вследствие нежелания нарушить установившуюся систему отношений.
Убыточными были даже, как вспоминает генерал П. Г. Курлов, один из достаточно информированных представителей высшей правящей элиты начала ХХ века, Финляндия и Польша. На них также тратились средства, весьма ощутимые для бюджета.
В отличие от стран, зависимых от Запада, из-за геополитических особенностей формирования, отсутствия дискриминации в системе государственных отношений и близости расположения российская периферия неизбежно утрачивала окраинные признаки, постепенно втягиваясь в совместное развитие с собственно русскими областями и губерниями. Все указывает на то, что она не являлась колониальной, с классическим сочетанием признаков метрополий, куда перекачивались средства, и зависимых территориально отдаленных колоний. При различных вариациях формирования этой периферии в России неизменно ставились совершенно иные геополитические задачи, решение которых при колониальной структуре организации государства было бы невозможно.
5.2. Спокойствие и безопасность России! Были другие пути?
Из-за своего пространственного положения на стыке Европы и Азии, в зоне соприкосновения различных культур и цивилизаций, отличавшейся помимо всего в прошлом повышенной конфликтностью, Россия вынуждена была постоянно сдерживать или отражать агрессивные нашествия из сопредельного зарубежья. И в этом противостоянии она выполняла вместе с тем великую, пока, к сожалению, непризнанную, миссию объединения и защиты окружавших ее малых народов. Трудно рассчитывать на то, что местные народы сохранили бы свою национальную независимость от Турции или Ирана, если даже такие крупные и организованные государства, как Грузия и Армения, подверглись массированной военной интервенции и отторжению территорий на рубеже XIX–XX веков.
