Россией в свое подданство народы принимались преимущественно добровольно, и она оберегала их от опустошительных вторжений, иногда даже от полного уничтожения своими государственными границами и военной мощью.
Противоречивые тенденции в установлении единства России и Кавказа, где преобладают проявления ненасильственной солидаризации в этом процессе, отмечал В. Б. Виноградов, внесший особый вклад в становление новых концептуальных представлений по рассматриваемой проблеме. Несмотря на обоснованность приводимых доказательств, его взгляды не получили в свое время поддержки в кругах научной общественности и были подвергнуты массированной критике. Начавшаяся в связи с этим еще в начале 80-х годов ХХ века дискуссия продолжается и в наши дни. Так, Г. В. Заурбекова, автор недавно опубликованной статьи «Сепаратизм в Чечне», по-прежнему утверждает: «Вред делу взаимного доверия народов, причиненный концепцией добровольного вхождения Чечни в Россию, неоспорим и огромен». Объяснение этому она усматривает в том, что «многолетняя эпопея борьбы с царизмом была объявлена антинародной и что целые поколения гибли в этой борьбе, одурманенные религиозным фанатизмом и невежеством».
Но именно идеализация Кавказской войны, состояние исторических знаний о ней, сложившееся в 20–30-е годы ХХ века и в последующие десятилетия, не в последнюю очередь способствовали разрастанию современной трагедии в регионе. Приверженцы сепаратизма не раз заявляли: «Россия нас завоевала!», хотя, как показывает углубленный анализ, если рассматривать край в целом в период вхождения в состав России, силовая составляющая здесь отнюдь не являлась преобладающей.
К сожалению, немногие российские ученые на Международной научной конференции, состоявшейся в Махачкале в 1998 году и посвященной спорным вопросам и новым подходам к интерпретации различных составляющих Кавказской войны, высказались в явном виде против идеализации борьбы горцев в ХIХ веке. Особую группу в этом вопросе представляют исследователи исторических аспектов присоединения Северного Кавказа к России Б. Г. Алиев и М.-С. К. Умаханов. Их теоретический конструктивизм, отличающийся выверенностью аргументов и разносторонностью исследований, несомненно способствовал преодолению крайностей в рассмотрении данной проблемы.
Кавказская война явилась следствием внутрирегиональных, в том числе и внутригорских противоречий. Отражением их являлась, в частности, государственно-политическая солидаризация значительной части населения Кавказа с Россией. Показательна в этом отношении, например, героическая защита небольшим русским отрядом при поддержке местного населения армянской крепости Шуша во время нашествия в 1826 году персидских войск. Аббас-Мирза, руководивший осадой, решил жестокостью и коварством склонить на свою сторону находившихся в крепости армян и тем самым принудить гарнизон сдаться.
Рассчитывая на то, что духовенство всегда пользовалось у этого народа непререкаемым авторитетом, он приказал подвести под крепостные стены несколько сот армянских семей из окрестных сел вместе с архиепископом. Под страхом угроз «перебить всех» священника заставили уговаривать соотечественников «сдать крепость хотя бы ради спасения стольких человеческих жизней».
Но в ответ на уговоры армяне стали кричать со стен, что «они не изменят русским и сами увещевали своих братьев покориться печальной судьбе, которая их ожидает, ибо пусть лучше погибнут несколько сот человек, чем весь народ подпадет под тяжелый гнет…»
Именно так, порой достаточно остро, осознавалась необходимость объединения с Россией многими инонациональными сообществами, принимавшими на том или ином этапе решение в целях самосохранения укрыться за ее державными рубежами и воспользоваться ее государственным покровительством. На это осознание оказывали влияние разные причины: притеснения и угрозы истребления со стороны других народов, надежда «… на охрану… интересов прочным государственным порядком… желание… сохранить при помощи русской власти положение привилегированного сословия…», освободиться от рабства, крепостной зависимости.
Однако в каждом конкретном случае почти всегда можно было выделить решающую причину. В объединении значительной части Кавказа с великой православной империей, например, огромную роль сыграл фактор единства веры, стремление обрести в ее державных границах «религиозную свободу». Не менее существенное воздействие на этот процесс оказывал и высокий нравственный авторитет России у расселявшихся сопредельно с ее границами народов. Подкреплялся он вместе с тем не только предоставлявшейся более привлекательной альтернативой развития, но и тем, что восстанавливалось единство пространства, имевшего когда-то целостное универсалистское оформление.
Дополняя приведенные соображения, можно подчеркнуть другие немаловажные детали прошлого. Когда после одной из проигранных битв в годы упомянутой русско-персидской войны 1826–1828 годов предводитель персов Гассан-хан в бессильной злобе хотел предать огню знаменитый Эчмиадзинский монастырь, один из старейших беков бросил горький упрек ему: «Сардарь, русские два раза были в Эриванском ханстве, два раза терпели поражение, но уходя назад, никогда не оскорбляли магометанской святыни…» Через какое-то время, тем не менее, уже сам наследник персидского трона Аббас-Мирза пришел к твердому намерению подвергнуть разрушению эту святыню армянского народа и для достижения цели выдвинул к монастырю большую часть своих сил в 30 тысяч человек и подверг его осаде.
Находившийся неподалеку небольшой русский отряд всего в две тысячи человек во главе с генералом А. И. Красовским, получив известие об этом, несмотря на столь значительное неравенство в силах, не дожидаясь подкреплений, без малейшего промедления 17 августа 1828 года выступил для спасения знаменитой христианской обители. Чтобы успеть, отряд пробивался к ней, неся большие потери, по самому кратчайшему пути через Аштаракское ущелье, склоны которого сплошь были заняты неприятелем. Весь монастырь с напряжением и тревогой следил за тем, как русские воины бились в окружении.
Пока шло сражение, монахи молились, а архиепископ Нерсес, облаченный в святительные одежды, со всем духовенством совершал божественную службу. Он просил «… с коленопреклонением и со слезами победу благочестивому русскому воинству». Но вот бой утих, и остатки русского отряда появились перед Эчмиадзином, не дав врагу ни одного военного трофея, ни пушки, ни знамени.
Огромная армия оказалась бессильной остановить «эту ничтожную горсть русских воинов», которая, невзирая ни на ужасы смерти, ни на страшное утомление людей, довела до конца предпринятую операцию. Монастырь отворил ворота и встретил их колокольным звоном и молебным пением как своих избавителей.
И такие нравственные деяния при укреплении державных позиций России на Кавказе были достаточно многочисленными. В свое время они, несомненно, сыграли немаловажную роль в деле объединения и в значительной мере подпитывали тенденцию добровольности вхождения большинства народов в состав Российского государства.
Но нельзя забывать о широко применявшихся акциях силового принуждения, столь характерных для государственной политики того времени. Две тактики российской экспансии существовали совместно: проявлявших враждебность и непримиримых усмиряли «не единной силою оружия, — а как предписывала еще в 1792 году императрица Екатерина II в инструкции генералу Гудовичу, действовавшему на Кавказе, — паче правосудием и справедливостью».
Эта линия в проводимой Россией политике в этом регионе, как, впрочем, и в других, выдерживалась в целом весьма последовательно, лишь с временными нетипичными отклонениями.
Н. М. Карамзиным был впервые поднят вопрос об особенностях формирования российских территориальных пределов: «…государи московские… восстановив Россию… не алкали завоеваний неверных… желая сохранять, а не приобретать…» Этот вывод, сделанный около 200 лет назад, подтвердил не так давно американский историк Б. Елавич, но уже применительно к началу XIX века По его утверждению, Россия после наполеоновских войн была единственной страной Европы, не имевшей намерений расширять свои границы, подтвердив это в серии международных договоров.
В эпоху завершения колониальных захватов и передела мира, обозначившуюся к середине XIX века, в Западной Европе получила довольно широкое распространение точка зрения, согласно которой решающим обстоятельством в образовании всех видов государств являются завоевания. Ф. М. Достоевский в этом объяснении не без основания увидел некие цивилизационные проявления: «…Насильственное единение человечества — идея, еще от Древнего Рима идущая и потом всецело в католичестве сохранившаяся».
В противовес этому великий писатель выделил такие черты «русского духа», как «…человеколюбие,
