для обозначения слова «И» («перемены», «метаморфозы»), ставшего названием памятника – «И-цзин», «Книга перемен»: в своем первоначальном виде пиктограмма «И» изображала ящерицу (точнее, хамелеона из семейства ящериц). Видимо, уже в самое отдаленное время было замечено, что хамелеоны отличаются удивительной способностью быстро менять окраску своего кожного покрова при различном внешнем раздражении, при перемене цвета окружающей среды, под влиянием изменения освещения, температуры и других условий. Именно это поразительное свойство ящерицы послужило первоначальным источником понятия об изменчивости и о превращениях. Постепенно изначальное понимание знака «И» – совершенно конкретное – уступало место отвлеченному: если сначала пиктограмма «И» осмысливалась через образ ящерицы-хамелеона, то впоследствии этот иероглифический знак «И» стал восприниматься в значении перемен, изменчивости, превращений.
И хотя графическая структура первоначальной пиктограммы «И» заметно видоизменилась за тысячелетия своего существования, связь ее с оригинальным рисунком не утрачена до сих пор. Последовательное изменение рисуночной формы знака «И» прослеживается благодаря движению графической линии, изменявшейся в зависимости от применявшегося инструмента и материала, на котором выполнялось иероглифическое письмо (резец, панцирь, кость, металл, кисть, шелк, бумага и т. д.). Так шел понятийный процесс от конкретного, простого, единичного к отвлеченному, общему, сложному.
«Ицзин» стал предметом специального изучения и породил несказанное множество исследований, анализов, комментариев, хотя от всего этого содержание «Ицзина», кажется, вовсе не стало сколько-нибудь понятнее.
– Не иллюстрирует ли оракульский промысел известную японскую народную поговорку: «Опыт старика надежнее панциря черепахи»? – вырвалось у меня неожиданно.
– Со дэс нэ, в какой-то степени взаимосвязь тут с этимологической стороны, вероятно, должна существовать, поскольку наиболее ранние оракульские письмена найдены на гадательных костях крупных животных и панцирях черепах. Обнаруженные во время археологических раскопок «иньские кости», относящиеся к периоду после правления Пань Гэна (XIV–XIII вв. до н. э.), одного из царей древнего царства Инь, свидетельствуют о разнообразных иероглифических надписях, среди которых многие имеют гадательный характер («гадательные надписи»). Они представляют собой письменные знаки, нанесенные резцом на черепашьих панцирях и костях животных. На этих костях, чаще всего лопаточных костях вола, вырезались соответствующие углубления или отверстия, затем кости с обратной стороны подогревались на огне, и по трещинам, которые в результате нагревания образовались в местах углубления или отверстий, расходясь в различные стороны, прорицатели пытались определить судьбу или сделать соответствующее предсказание.
Сделав паузу, Охара сэнсэй встает, подходит к книжной стене, берет небольшую деревянную коробку; открывает ее передо мной. И мы легко проходим через века истории.
– Взгляните на одну из таких гадательных костей, которую мне любезно прислали мои коллеги из Китая много лет тому назад. Вы видите, что конструкция и графика этих древних знаков существенно отличаются от современного их изображения. Это – результат усовершенствования письменности в течение тысячелетий. Обратите внимание на то, что вопросы и ответы наносились обычно рядом с трещинами посредством вырезывания иероглифических знаков. Сбоку от главных записей делались пометки о времени гадания. Иногда записывалось также имя прорицателя и место рождения. Считалось, что возникновение трещины являет собой ответ «таинственных сил» природы, вызываемых «избранными» натурами, оракулами, вещунами. В большинстве случаев, однако, «откровение» перед вопрошавшими могло быть либо положительным, либо отрицательным, то есть линии трещин указывали только на два возможных исхода: «к счастью» или «к несчастью».
Рассказ Охара воскресил в моем сознании расшифрованные учеными древние письмена, обнаруженные во время археологических раскопок. Надписи на гадательных костях обычно весьма лаконичны. Например:
«В день цзяцзя гадали о том, чтобы работать на поле в Сяшиюэ».
«Совместно обрабатывать поля. Будет собран урожай».
«Хороший урожай, когда небесный владыка посылает дождь. Разве же для хорошего урожая небесный владыка посылает дождь?»
«Мы спрашиваем оракула в день куайцзы:
Будет ли какой-либо дождь?
Дождь с востока?
Дождь с запада?
Дождь с севера?
Дождь с юга?»
«Воспрепятствует ли небесный владыка неурожаю и голоду?»
«Не надо идти походом на (область) Хугэ. Небесный владыка не окажет нам поддержки».
«Гадание показало, что правильно отпустить рабов, а не приносить их в жертву».
«Гадание подтвердило, что надсмотрщикам пора дать приказ рабам убирать поле».
Голос Охара на какое-то мгновение затихает. Он будто уходит в глубину своего внутреннего мира. Вскоре академик, которому, кажется, удалось найти в памяти прерванную на время нить повествования, продолжает говорить тоном размеренным и напряженным, полным уверенной эрудиции.
– Сочетание каждого десятого и двенадцатого циклических знаков обозначает года шестидесятилетнего повторяющегося цикла, по которому ведется традиционное летосчисление в Японии. Двенадцать знаков животного зодиака в сочетании с пятью первоэлементами китайской натурфилософии (металл, вода, дерево, огонь и земля) образуют повторяющийся шестидесятилетний цикл.
Этические традиции
Бесшумно раздвинулась дверь, состоящая из тщательно обработанных деревянных планок и полупрозрачной матовой бумаги, обычно применяемой в японском доме вместо стекла. Так же бесшумно в комнату входит средних лет японка в национальном кимоно с широкими, свисающими рукавами – служанка семьи академика Охара. Переходя порог, она очень изящно опускается на колени, а затем отбрасывается назад и садится на пятки своих подогнутых ног. Легким движением рук она быстро закрывает подвижные
