способность создания эмоционально насыщенной атмосферы. И в этом смысле картина «Жилище поэта среди цветущих слив», означающих в японской символике торжество животворных сил и мужество, а также свитки «Сосна и хризантема», «Бамбуковый павильон», «Снежный пейзаж далекой горы» – яркое свидетельство многосложности искусства, неиссякаемости художественных богатств, черпаемых творческим гением человека из ключевого источника живой природы.
Рассматривая свитки Тэссая, вдумываясь в эстетические идеи живописца, нельзя не видеть, что подлинное искусство для него – это взгляд художника на мир вещей, его видение жизни. У разных художников оно обладает своими чертами: большей или меньшей суровостью, критичностью либо спокойствием, романтичностью, лиризмом. В творческой манере Тэссая преобладают мягкие тона, задумчивость, раздумья. Гуманистический, согретый внутренней теплотой подход к окружающей жизни – одно из главных своеобразий художественного творчества Тэссая. Идеи насилия, угнетения людей, физическое и духовное их закрепощение решительно чужды убеждениям художника, как чужда сама мысль о кровопролитии и войне. Свои идеалы Тэссай связывает с естественным проявлением человеческих стремлений и славит дух созидания, чувства человеческой дружбы, мирные чаяния людей.
Эти чувства художника нашли, например, поэтическое выражение в свитке «Сосна и хризантема», сюжет которого навеян поэмой гениального китайского художника слова Тао Цяня (365—427). Изображенный сильными мазками ствол вековой сосны, символизирующей долголетие и неизменную верность благодаря вечнозеленому убранству, и расположенная у корня сосны хризантема – как олицетворение благородной красоты – представляют собой выражение идеалов живописца. Так рамки образа раздвигаются, возникают новые грани, раскрываются его эстетические богатства. Казалось, совсем простой и отнюдь не великий факт живой природы при внимании к нему рассказывает нам о необыкновенно проницательном наблюдении художника, о незримых гранях, которые часто остаются вне поля зрения людей.
Характерны для настроений Тэссая и такие картины, как «Ловля рыбы уединившимися в горной речке», где на фоне круглых гор стремительно мчатся потоки реки, омывающие мокрые прибрежные камни. «Подлинная любовь к горному обитанию», где люди находят для себя, быть может, не только и не столько приют на лоне живописной природы, но, главное, обретают достойную человека свободу, жизнь, полную естественной простоты, возвышенных чувств, творческого вдохновения.
Примечательно, что поэтическая окрашенность произведений Тэссая является в значительной степени плодом внутреннего осмысления природы, результатом эстетического восприятия окружающего мира, а не просто производной зоркости живописца, проникновенной его наблюдательности. С этим органически переплетаются и раздумья художника о жизни людей, мире их идей, судьбе поколений – поистине общечеловеческие переживания и чувства. Именно живая природа с ее поэтическими красками, непостижимыми превращениями и естественной красотой на протяжении веков оказывала глубокое моральное и эстетическое воздействие на человека и общество, на формирование чувства родины, высокого гражданского долга и мужества.
Во всем этом с несомненностью обнаруживается влияние на творчество Тэссая искусства мастеров древнего Китая, изучением которых японский живописец не прекращал заниматься всю свою жизнь. Как это ни парадоксально, но сам Тэссай считал себя больше ученым-китаеведом, чем художником. Хорошо известно, что он был одним из наиболее эрудированных синологов своего времени. Особенно обширны были его познания в области культуры и искусства Танского и Сунского периодов (VII–XII века), когда Китай переживал эпоху наивысшего развития феодального общества. Именно в эту эпоху наука и искусство Японии испытывали на себе могучее воздействие китайской культуры.
С особым интересом Тэссай изучал искусство живописи южнокитайской школы, основоположником которой считается прославленный поэт и живописец Ван Вэй (699—759), впервые создавший произведения монохромной живописи тушью. Преобладающие мотивы в творчестве Ван Вэя – отображение могущества природы, ее спокойное величие, чарующее обаяние. Отношение Ван Вэя к отображению природы отчетливо формулируется в трактате о живописи «Тайное откровение науки живописца», основополагающие принципы эстетических взглядов которого в большой мере восприняты Тэссаем. Восприятие это, однако, не буквальное и не формально-механическое. В живописи Тэссая они получили характерное лишь для его индивидуального почерка воплощение, окрашенное японским национальным своеобразием.
Едва ли не самым излюбленным сюжетом в творчестве Тэссая была тема о выдающемся китайском поэте и художнике Су Ши, или Су Дун-по (1036—1101), получившем широкую известность как наиболее яркий представитель «живописи ученых». Су Дун-по проявил себя блестящим виртуозом живописи тушью и талантливейшим каллиграфом. Именно в этой области поразительного мастерства достиг и Тэссай, монохромные работы которого отличаются непревзойденным совершенством, тонким эстетическим вкусом.
В своем творчестве Тэссай неоднократно обращается к теме о Су Дун-по, не скрывая, в частности, своего удовольствия по поводу того, что он родился в тот же день, что и Су Дун-по. Прекрасен, например, свиток Тэссая «Су Дун-по среди друзей», в основе которого лежит эпизод из жизни Су Дун-по. Тематические картины Тэссая, в том числе «Су Дун-по среди друзей», неизменно представляют собой поэтическое воплощение взаимоотношений людей, их настроений и дум, взаимосвязи человека и окружающего мира, как это, собственно, характерно для крупнейших художников Китая.
Крупными и сочными мазками кисти на свитке «Су Дун-по среди друзей» с удивительной силой экспрессии запечатлен патетический момент, когда известный каллиграф Ми Юань-чжан за трапезой произносит: «Я в молодости учился под началом Бай У-чжана, а народ прозвал меня безумцем». И, отвечая на вопрос Ми Юань-чжана, каково об этом мнение друзей, Су Дун-по заметил, что он с народом согласен, чем вызвал у всех громкий смех.
Весьма примечательно, что, воплотив свой замысел средствами живописи, Тэссай сопроводил этот уникальный свиток каллиграфической надписью с сюжетом изображаемого эпизода. Такова давняя традиция. Редко какой свиток китайской монохромной живописи или цветной акварели не сопровожден философским изречением, поэтическими строками, фразой, намеком. Они обычно составляют неотъемлемую часть картины, всей композиции, дополняя или углубляя зрительное восприятие образов и характеров. Нередко эти строки служат надписями, поясняющими или акцентирующими определенные идеи, настроения, эмоциональность художника. Заметим попутно, что эта взаимосвязь живописи, каллиграфии и поэзии представляет собой одну из наиболее самобытных черт художественного творчества Китая и Японии. В литературных источниках известно крылатое выражение Су Дун-по о художественном мастерстве Ван Вэя, что его «поэзия полна картинности, а картины полны поэзии».
Примечательно, что сам Тэссай подчеркивал: «Я хочу, чтобы народ читал и понимал иероглифические надписи на моих картинах», имеющие целью привлечь внимание и вызвать углубленный интерес к изображаемому сюжету. В надписях художника находят свое непосредственное выражение его характер, убеждения, видение жизни.
Именно из этого слагаются открывающиеся перед нами свитки Тэссая, в которых всегда заключено опоэтизированное восприятие правды, эстетического наблюдения жизни. Огромная внутренняя сила заключена в глубоко поэтическом, философском восприятии жизни, в ее многосложных проявлениях, в таких великолепных свитках, как «Су Дун-по и Фо-инь», «Су Дун-по в уединении» и «Поэма Чипи», созданных Тэссаем в период его наибольшей творческой зрелости, на 87-м году жизни.
