Тэссаю по душе проникнутые поэтической атмосферой образы, цельные характеры, исторические сюжеты. Для них он находит свойственные лишь ему выразительные средства, оригинальные краски, тончайшие тона, которые проистекают из настроения художника и в наибольшей степени соответствуют внутреннему содержанию создаваемых образов.
Картины «Су Дун-по в уединении», «Возвращение Су Дун-по в академию» и «Поэма Чипи» (два свитка) отличаются большой смелостью композиционного построения и сложностью приемов изображения. Своеобразная вертикальная перспектива, оригинальность светотени, необыкновенная сила кисти, ее яркая экспрессия создают глубоко впечатляющий образ эмоционального взлета художника.
Своими картинами о Су Дун-по живописец как бы говорит нам: такова в его сознании природа, таков мир во всем многообразии и богатстве, исполненный величия и красоты, покоя и ощущения поэзии. Это – место жизни и вдохновения человека. Здесь он находится в непосредственном взаимодействии с природой. И человек и природа образуют гармоническое единство, и движут ими одинаково близкие для них, первородные законы мира.
В свитках и панно Тэссая мы также видим, какое огромное значение придает он подтексту – одной из характерных особенностей традиционной живописи китайских и японских мастеров живописи.
В Китае и Японии религии породили нескончаемое множество преданий и легенд с богатой символикой и мифами. Характерно, однако, что в картинах Тэссая обнаруживаются одновременно сюжеты различных школ – конфуцианства, даосизма и буддизма. Этот своеобразный синкретизм наиболее рельефно отображен в картине «Святые в ковчеге», где изображены Будда, Авалокитешвара, Конфуций, Лао-цзы и Бодидхарма, плывущие в одной лодке. Примечательно, что на картине сделана надпись: «Нарисовано старцем Тэссаем девяноста лет», хотя известно, что он не дожил до этого возраста.
Художника Тэссая, как видно, привлекает многообразие и богатство буддийских и даоских легенд, представляющих собой источник фантазии и раздумий живописца. Сюжеты этих легенд, как известно, всегда пользовались широкой популярностью в Китае и Японии. В свое время они оказали заметное влияние на художественное творчество, на развитие литературы и искусства. Именно колоритные персонажи и образы, созданные в старинных даоских преданиях и буддийских легендах, яркие краски фантастики, загадочность и волшебность послужили Тэссаю благотворной почвой в создании таких его картин, как «Земля бессмертных в Инчжоу», «Пэнлай, обетованный край даосов», «Чжун Ли-цюань и Лю Янь», «Спор святых», «Каннон на горе Потала» и др.
Значительный интерес Тэссая к мифологической тематике обнаруживается и в других его работах. И мы видим, что китайская мифология, подобно тому как это было у древних греков, являлась могучим толчком развитию литературного и художественного творчества не только в Китае, но и в Японии, Корее и других странах. Она была не только арсеналом искусства, но и его благодатной почвой.
Оригинальностью трактовки, яркостью образов и выразительных средств отличаются свитки: «Сиванму», где дана интересная авторская интерпретация одной из сказочных героинь – мифической феи далеких стран – Западной царицы в Персиковом саду с плодами бессмертия; «Чан Э на луне» с изображением богини луны Чан Э – жены легендарного стрелка Хоу И, который, уничтожив девять солнц на небе, прекратил бедствие на земле; «Синий дракон, парящий в облаках», в котором живописцем обнаружена необыкновенная сила экспрессии и фантазии (примечательно, что самому Тэссаю за его недюжинный талант было дано прозвище «дракона среди людей»).
Знакомство с творчеством Тэссая открывает перед нами большой и глубоко самобытный мир идей и раздумий выдающегося японского гуманиста, яркого и талантливого живописца, с необыкновенной проникновенностью отобразившего свое видение живой природы и человеческой жизни.
Искусство Тэссая – художественное достояние не только японского народа. Его картины и каллиграфические свитки давно уже перешагнули рубежи Японии. Оно показывает и другим народам большой и самобытный мир талантливого живописца Тэссая.
Искусство Кабуки
Театр Кабуки – одно из редчайших сценических искусств мира, созданных народным гением. Традиционное творчество Кабуки, истоки которого восходят к далекому прошлому, остается живым и наиболее любимым народным зрелищем в Японии наших дней.
Московские гастроли в 1961 году театра Кабуки, считающегося в Японии одним из национальных сокровищ, являются значительным фактом культурного общения двух близких соседей – Советского Союза и Японии. Сценическое творчество актеров Кабуки, неся своим зрителям эстетическое удовлетворение, в немалой мере помогает нам лучше понять особенности исторической жизни, этнографическое своеобразие и мироощущение японского народа, самобытность характера, психологический его склад. Этот театр неотделим от времени, он тесно связан с эпохой. Но, освещая многие грани духовного мира людей различных столетий, Кабуки приближает к нашим глазам не только радостное и трагическое прошлое японцев. В пьесах этого театра, ярких образах и характерах обнаруживается многое, что тысячами незримых нитей связано с настоящим, с японской современностью.
Советский зритель познакомился с высоким сценическим искусством одной из самых известных в Японии театральных трупп Кабуки, возглавляемой наиболее талантливыми актерами Итикава Энноскэ и Накамура Утаэмон, за которыми заслуженно установилась слава классиков Кабуки.
Энноскэ, большой друг советского искусства, представляет третье поколение прославленной династии актеров Кабуки. Свою сценическую жизнь актер начал в 1892 году пятилетним мальчиком. За выдающиеся успехи в сценическом творчестве Энноскэ в дальнейшем был избран в Академию искусств Японии. На московской сцене Энноскэ выступал вместе со своим сыном Дансиро, посетившим Москву еще в 1928 году с труппой Кабуки, и внуком Данко, наследником пятого поколения прославленной фамилии…[56]
Поразительна виртуозность сценического перевоплощения Утаэмона, выдающегося исполнителя женских ролей. Он также происходит из старинной семьи актеров Кабуки и представляет шестое поколение династии Утаэмон.
Рождение сценического представления, получившего название Кабуки, относится японскими источниками к 1603 году и связывается с выступлениями ставшей известной в истории японского искусства храмовой танцовщицы по имени Окуни, расставшейся со своим храмом и ставшей уличной плясуньей. Окуни, по свидетельству японских источников, исполняла хореографически довольно примитивный танец «Нэмбуцу-одори», бывший вначале пляской жриц в древнем храме Идзумо Тайся в префектуре Симанэ. Невзирая на наивный характер первоначальных сюжетов и совершенно очевидную незамысловатость сценического мастерства Окуни, ее представления приобрели большую историческую значимость. Она первая переступила грань, сделав смелый шаг в направлении идейного раскрепощения искусства танца, превращения его из ритуального атрибута религиозно-мистического характера в общедоступное искусство, в достояние народа. В дальнейшем хореографическое творчество, подобно песне, освобожденной от цепей магии, стало развиваться как средство выражения истинных человеческих чувств и мыслей.
