– Это ничего. Благодарю вас! – обрадовавшись, что не нужно заботиться о жилье, сказал Агафон.
Дом Агафьи Монаховой – четырехкомнатный, недавно покрытый шифером, с новым просторным прирубком, отдельной кухней, двумя застекленными верандами. К одной из них и прилегала предложенная Агафону боковушка. Начал строить эту вместительную домину еще покойный муж Агафьи Нестеровны, ветеринарный фельдшер Корней Монахов. Дед и отец Корнея были коновалами. Получив образование в первые годы Советской власти, Корней переехал в тридцатых годах во вновь созданный племхоз и проработал здесь до сорок второго года. Достроила дом Агафья Нестеровна самостоятельно, на свои кровные, как она заявляла, и даже в годы войны что-то пожертвовала на постройку танка. Этим поступком она часто «утирала нос» своему зятю Мартьяну, когда тот начинал корить ее за пристрастие к базарной торговлишке, в чем немаловажную роль играли большой сад, приусадебный участок и пуховые платки.
Агафон понял, что козий пух, этот драгоценнейший товар, связан и с неистребимым духом спекуляции, укоренившимся в этих местах столетиями.
– Оставайтесь у нас, – говорил ему Федя. – Помещения на всех хватит. Тетка моя мечтает даже дачников завести, да они мало сюда ездят. От станции далеко. А так тут настоящий курорт, горный воздух, речка…
– Вижу. Место что надо, – согласился Агафон.
– Сейчас-то что: голым-голо. Вот посмотришь, как тут все расцветет! Видел когда-нибудь, как цветет степь, все косогоры тоже сплошь покрываются цветами, а запах какой!
– Видел, в кино… – улыбнулся Агафон.
Он уже успел обратить внимание, когда разгружали машину, что народ, собравшийся посмотреть на привезенные для сельмага товары, здесь по-особому свежий и красивый. Когда Агафон вошел в дом Соколовых, они только что закончили обедать и выходили из столовой. Здороваясь, мимо него прошли высокий молодой темноволосый парень с чистым продолговатым лицом, белоликая женщина, напоминавшая статной фигурой и агатовыми глазами Зинаиду, и похожая на сдобную булку девица, еще полубарышня, с пышными и, наверное, мягкими, как лен, волосами. Неловко посторонившись, давая им пройти, Агафон остановился за дверью и услышал доносившийся из горницы громкий разговор двух мужчин. Прислушиваясь, невольно ловил каждое слово:
– Ты, Мартьян, гордец неуживчивый. Самое главное, нет у вас детей. Были бы ребятишки, и теща твоя переродилась бы. Внуки – это великое дело. Потому ты, как пришлый человек, не чувствуешь своего корня. А раз корней нет, то растение не приживается…
– Да ты, Миша, оказывается, философ, – раздался мягкий звучный голос мужчины.
– Не смейся. Все знают, что ты вагон книг перечитал, изобретательством занимаешься, наукой… Оттого и жена жалуется, что ты ночами не спишь с нею, а книжки читаешь. Ты не хозяин в доме, а постоялец какой-то! Нельзя же так!
«Ого!» – подумал Агафон.
В это время против него остановилась пухленькая девица, посматривая на гостя круглыми серыми глазками, спросила:
– Вы из Москвы, да?
– Да, – пристально рассматривая эту коротышку, ответил Агафон, не переставая прислушиваться к заинтересовавшему его разговору двух мужчин.
– Из института убежали, да? Ой как интересно! – бесцеремонно, по-детски хватая его за руки, восторженно лепетала коротышка.
– А откуда это все вам известно, леди? – шутливо и в то же время смущенно спросил Агафон.
– Папка по телефону с городом говорил, а я все слышала…
– Нехорошо подслушивать, – укорил он ее.
– А я не подслушивала, я уроки делала… У меня задачка не сходилась.
Она быстро, скороговоркой начала объяснять, почему у нее не сходилась задачка. Агафону же в это время лезли в уши слова спорщиков.
– Я ж, как ты знаешь, простой хлебороб, практик, – говорил Соколов. – Врос в нашу землю с корнями, потому у меня и крепкая семья. А семью надо не только создать, но и, как штурвал, хватко держать в руках. Ты сам видел, как овдовевшей Глаше трудно было. А я сумел подойти к ней, посадил на машину, научил агрегатом управлять. В труде-то и беда легче переносится. А теперь, возьми ее, лучший штурвальный на всю область. И в семье живет вместо сестры, как родная. По правде сказать, женщина она редкая. Другой раз думаю и не понимаю, как это она четыре года без мужа и словно красная девица…
– А вдруг замуж выйдет? – спросил все тот же приятный и звучный голос.
– Суперечить не стану. Даже приданое справим и комнату выделим. Об чем разговор! Мы работаем одной семьей.
– Миша, там же тебя человек ждет, – послышался женский голос.
– Да зови его сюда. А то мы тут разговорились…
Поблагодарив словоохотливую девицу за приятное знакомство, Агафон вошел в горницу и назвал себя.
– А я руки не подаю, – смущенно пряча ладони в чистое полотенце, сказала женщина с теплыми, как и у той коротышки, серыми глазами. – Видите, по хозяйству занимаюсь. Вы уж извините. Может, пообедать хотите?
– Да, да, мать, собери-ка на самом деле и покорми гостя. Человек с дальней дороги, – участливо проговорил светловолосый мужчина, очень похожий лицом на ушедшего парня. Агафон понял, что это и есть знаменитый комбайнер Соколов. Поблагодарив хозяев, от обеда отказался, заявив, что он уже накормлен и даже устроен на квартиру.
– А вы быстро, – улыбнулся Мартьян, наморщив надбровный шрам на правой стороне умного нервного
